Альфред поспешно вышел, а Геллиг повернулся в сторону г-жи фон Блендорф.
– Надеюсь, сударыня, что вы скроете от молодой девушки, каким мы путем добились для нее вашего материнского благословения!
Когда сияющий Альфред привел Гедвигу, она с радостным восклицанием бросилась к Геллигу.
– О, Ганс, как ты попал сюда так кстати?
– Прямо с одра болезни! – улыбнулся молодой человек, заключая ее в объятия. – Сейчас же позволь благословить тебя и передать другому, который отныне берется защищать тебя и руководить вместо меня!
– О, Ганс! – с прелестным простодушием проговорила она. – Мне бы не хотелось терять ни твоей любви, ни твоего совета!
– Не беспокойся, дорогая, мы будем дружны с твоим мужем! – утешил он ее.
Затем, обернувшись к госпоже фон Блендорф, он спросил:
– Могу ли я подвести к вам свою воспитанницу как дочь?
Светская женщина на секунду заколебалась, не зная, как поступить, но молодая девушка, мещанка, вывела ее из затруднительного положения.
Подбежав, она почтительно взяла за руку гордую аристократку и умоляюще сказала:
– Я обещаюсь вам быть послушной и признательной дочерью, хотя еще не смею просить вашей любви! Я ничего не понимаю в нравах и обычаях большого света, но я буду внимательна к малейшим вашим желаниям и постараюсь приобрести то, чего мне недостает, чтобы вы были довольны мною.
Слова, идущие от сердца, простые и искренние, заставили оттаять ледяную неприступность г-жи фон Блендорф. Красота и кротость не мало способствовали этому, что гнев был положен на милость.
Гордая аристократка ласково притянула себе это милое дитя, запечатлев на ее прекрасном лбу поцелуй, послуживший ее ответом.
Когда Гедвига подошла к барону Рихарду, чтобы поцеловать у него руку, он прижал ее к своему сердцу.
– Милый, добрый дядюшка Рихард! – улыбаясь, шепнула она. – Вчера, когда вы почти насильно привезли меня сюда, вы сказали, что я, во что бы то ни стало, буду вашей племянницей!… Теперь это свершилось!… и я от всей души благодарю вас!
16.
Замок Геллерсгейм был окутан густым ноябрьским туманом…
На крышу господского дома опустилась стая ворон, в воздухе разлетался первый мокрый снег, тотчас превращавшийся в лужи и увеличивавший грязь.
Красивое бледное личико Полины носило на себе следы озабоченности и тревоги…
Ее отец на недавней охоте в имении Гронингена упал с лошади и сильно повредил при падении легкие.
Полина деятельно ухаживала за отцом, но полковник давно не мог похвалиться здоровьем. И Полина с огорчением подумала о легкомыслии мачехи, не желавшей серьезно отнестись к недугу супруга. Хотя лечащий врач прямо заявил, что на благополучный исход мало надежды.
И сейчас Полина, прислушиваясь к веселому смеху Сусанны, доносившемуся из зала, болезненно поморщилась.
Но бледность молодой девушки была не только следствием ухода за больным отцом!
С тех пор, как таинственно исчез Геллиг, Полина долго страдала, сначала от неведения, не получая известий от опекуна, а затем от мысли, что его нет в живых!… И когда по прошествии нескольких недель сведений о Геллиге не было получено, Полина поняла, что ее ужасные подозрения стали действительностью.
И как ей горько было в часы долгих раздумай, когда она вспоминала свое обращение с любимым человеком…
Да, с любимым, горячо любимым, в этом она могла теперь себе признаться! Она полюбила Ганса с первой встречи, мучилась и страдала, подозревая его в сердечной привязанности к Гедвиге Мейнерт.
И как она была счастлива, когда убедилась, что Гедвига любит Альфреда!… И она сама призналась в своем чувстве любимому человеку, она, Полина, гордая аристократка.
Но… плод любви в ее сердце еще не полностью созрел, вот почему молодая девушка поспешила оттолкнуть Ганса, отгородившись от него горделивой холодностью!… И как дорого она платила теперь за нее!
В грустных думах быстро летит время.
Когда размышления Полины были прерваны лаем собаки, она с изумлением заметила, что уже смеркалось…
Полина собралась подойти к дверям, чтобы узнать причину радостного визга Дианки, как вдруг дверь раскрылась и на пороге комнаты обрисовалась фигура мужчины.
– Геллиг! – тихо вскрикнула молодая девушка.
– Добрый день, фрейлейн Герштейн! – произнес Ганс, стараясь быть спокойным, хотя сердце его мучительно билось. – Я, кажется, испугал вас своим неожиданным появлением, но я взял на себя смелость попросить камердинера Франца пропустить меня без доклада! Если же мой приход не во время, то прикажите, и я уйду.