Пока всё окружающее мне очень нравится. Это соединение моих любимых пейзажей и городских уголков. Железная дорога разделяет эту местность и периодически, между двумя этими откосами, где когда-то совершали свои дела, Бюгютт и Турламэн, толпы копателей, столь же грязных, как мои землекопы, работают над исправлением пути и обновлением балласта. Мужчины выпрямляются и отстраняются со сложенными руками, при проходе поездов, которые свистят им и оглушают их своим шумом. Они моргают глазами при проходе курьерских поездов, и путешественник, рассматривающий их, подобно мне, имеет время только для того, чтобы окинуть их меланхолическим взглядом.
Глиняные домики, лачужки, где скрывают контрабанду, рассеяны, как грибы, вокруг кладбища.
Бал, происходящий у заставы, оглашает всю местность бешеными звуками оркестриона; между тем, многие танцующие предпочитают двигаться в вертепе, находящемся напротив, и в столь тесном, что пары толкутся на месте.
Я выбрал того, кто меня похоронит. Это один землекоп, который занимается с своим отцом на больших земляных работах, предпринятых недалеко от кладбища. Сын в самом очаровательном возрасте, в том весёлом возрасте, в котором я знал Зволю, Кассизма, и слишком скрытного Перкина Спрангаля и моего незабвенного Варрэ.
Розовый и красивый, как девушка, но сильный и хорошо сложенный, как борец с точно стальными руками, ещё более красивый, чем все другие человеческие цветы этой поры, он кажется молодым богом, укутанным в свои бархатные, починенные лохмотья оттенка мёртвых листьев и коры, покрытой мохом!
Отец и сын одновременно землекопы и могильщики. Как современный Гамлет, я веду с ними беседы. Успокоительные разговоры, как все те, которые я вёл в течение моей жизни с дорогими мне существами, свободными от риторики! Нет никакой примеси остроумия; ужасные выдумки, много глупостей, но прежде всего, это трогательное, нежное и прелестное молчание…
Наконец, я остановил свой последний выбор на том, кто выроет мне могилу и будет бросать землю с лопаты на мой гроб.
Моё завещание гласит, чтобы меня похоронили в четверг, как раз в тот день, когда юноша чаще всего помогает старому отцу в его работе на кладбище. В остальное время в течение недели мальчик занимается своим ремеслом землекопа. В эту пору ему случается также помогать в выкапывании картофеля, так как мы приближаемся ко второй половине сентября. У него грязный вид! В иные минуты он производит впечатление нервной и пластической терракоты! Именно, его мне и было надо. Он является адептом всех земляных работ.
Увы! Боже мой, приходилось ли Тебе прощать тех, которые хотят и знают очень хорошо, что они делают… Пускай! Нет сил остановиться! Твоё слишком увлекательное создание пресытило меня и я падаю, опьянённый этим до полусмерти…
В следующий понедельник я пущу себе пулю в лоб. Похороны, значит, будут в следующий четверг. Мой юный друг никогда не узнает, кого он опустит в тот день в прекрасную, свежую могилу. Никогда я ни в чём не открылся ему относительно моих планов.
Заранее я представляю себе эту сцену, так как я очень часто присутствовал при подобных, точно на генеральной репетиции.
Вместе с сыном, старый могильщик начал засыпать гроб, затем, неисправимый любитель выпивки, он хочет отправиться к домику: Здесь лучше, чем напротив!
– Иди, отец, я окончу сам!
Удаляясь, старик бросает ему ключ от калитки:
– Не забудь запереть, когда уйдёшь.
– Будь покоен. Я догоню тебя сейчас же. Мне осталось дела на несколько минут.
– Ты думаешь, мой мальчик? (Эти слова говорю уже я, умерший). Я хотел бы, чтобы мой могильщик был бы весёлым и своенравным. Необходимо, чтобы на моей могиле его ребяческий голос молодого дрозда спел мне последнюю серенаду, последнюю колыбельную песенку; да, именно дрозда, так как жёлтый козырёк на фуражке юноши напоминает мне клюв красивой птицы.
– Хорошо! Я ловлю себя на том, что напеваю песенку, которую будет щебетать подмастерье могильщика на моей могиле. Он твердит её в течение недели, этот нелепый припев, вышедший из какого-нибудь третьестепенного театра, куда никогда, разумеется, не входил мой молодой рабочий, плохой припев, выброшенный на мостовую, где он был подобран и передан от одного голоса к другому, из одного уха в другое, просвистан, повторён, переложен, исчерпан, как кончик сигары, который мальчишки передают из уст в уста.