Все мы были совершенно солидарны в том, что уступка натиску Думы просто недопустима, и в этом отношении самые убежденные противники нового строя по складу своих убеждений, как Ширинский-Шихматов и Стишинский, также как и поборники идеи полной готовности правительства идти навстречу новым течениям, если только они не находятся в непримиримом несогласии с только что дарованными России Основными законами и обеспеченными ими прерогативами верховной власти, — а в числе их был, пожалуй, на первом месте покойный Столыпин, не говоря обо мне самом, потому что я никогда не имел и в мыслях отступать в чем бы то ни было от изданных новых законов и был полон самой широкой готовности идти навстречу честному выполнению их, — все мы ясно сознавали, что борьба неизбежна и что никто из нас, не нарушая своего долга перед государем и перед страною, не имеет права отойти от тех трех основных положений, разрушение которых было поставлено задачею первых думских выступлений.
Я разумею: отмену права собственности на землю, в порядке принудительного отчуждения земли, для передачи ее крестьянству; отмену Основных законов в смысле перехода власти из рук правительства, ответственного перед монархом, и замену его правительством, ответственным перед народным представительством и назначенным из его состава, и захват всей власти управления народным представительством.
По этим основным положениям между нами не только не было никакого разногласия, но даже они не составляли предмета какого-либо спора либо продолжительного обмена мнений. Справедливость заставляет меня прямо сказать, что никто из крайних представителей так называемого правого течения не имел надобности поднимать своего голоса в Совете, и никому из поборников более умеренного течения не приходилось убеждать других в своих взглядах, и все мы были, безусловно, солидарны в том, что адрес Думы на имя государя, в ответ на произнесенную им тронную речь, безусловно неприемлем и должен сопровождаться правительственной декларацией, содержащей в себе две исходные мысли: незыблемое охранение вновь установленного порядка, с неприкосновенностью права собственности, и полную готовность правительства идти навстречу пожеланиям народного представительства, в области усовершенствования нашего законодательства и насаждения принципа законности в деле государственного управления. Совету не пришлось долго рассуждать над содержанием декларации. Я не могу сказать, кому именно принадлежит ее первоначальный, черновой набросок, был ли он лично составлен Горемыкиным, чего я не думаю, или принимал участие в его составлении кто-либо другой, но думаю, что два лица играли существенную роль в этой работе. А именно: по существу — Столыпин, а по редакционной отделке ее — Щегловитов. На мою долю не пришлось в этом отношении никакого активного участия.
Мне пришлось только встретиться с этим вопросом за два или за три дня до внесения декларации на рассмотрение Думы, когда государь заговорил со мною на моем очередном докладе перед самым днем 13 мая.
По окончании моего доклада, во время которого мне пришлось, говоря о делах финансового ведомства, сказать государю, что заграничные биржи расценивают плохо начало думской работы и заграничная печать встречает выступления Думы с нескрываемым опасением за неизбежные ее последствия, говоря прямо, что они должны усилить революционное движение в стране, а биржа отметила это настроение резким падением наших фондов и, в особенности, только что заключенного мною займа, государь сказал мне, что ему не нравится самая идея правительственной декларации перед Думою, и он спрашивает себя даже, не следует ли ему самому ответить Думе на обращенный ею адрес, например, в форме непосредственного послания к ней, как к собранию народных представителей, что было бы равносильно обращению государя к своему народу. Я возражал против этой мысли, доказывая государю, что такой шаг не только не предусмотрен в законе, но и не желателен по существу потому, что он создал бы крайне опасный прецедент непосредственного конфликта монарха с народным представительством и сделал бы его стороною в споре, тогда как ему принадлежит роль верховного вершителя столкновения происшедшего с последним у его правительства, ответственного перед ним одним.
Для Думы совершенно очевидно, что правительство говорит с его ведома и исполняет его волю, но имя монарха не должно быть замешано в распрях, и всю тяжесть столкновения, которое, по-моему, совершенно неизбежно и неотвратимо, должно принять на себя только правительство.