Из всего состава Думы только семь членов не подали своего голоса в пользу такого перехода и подали особое мнение.
На другой день, 14 мая, текст перехода был представлен государю Горемыкиным; через день, 16 мая, Совет собрался на короткое заседание на Фонтанке, и Горемыкин предложил всем высказаться, для доведения до сведения государя, какие меры следует принять при создавшемся положении и как следует держаться правительству по отношению к Думе.
Всем было совершенно ясно, что ни о какой работе правительства с Думою не может быть и речи, и все суждения вращались только около вопроса о том, следует ли теперь же готовиться к роспуску Думы или же проявить известную сдержанность и посмотреть, какой оборот примут заседания Думы и не послужит ли принятая резолюция до некоторой степени отдушиной в разгоряченной атмосфере думского настроения.
Разногласия между нами, в сущности, никакого не было. Один лишь новый министр иностранных дел А. П. Извольский доказывал необходимость быть терпеливым и сдержанным в отношении Думы, надеясь на то, что страсти могут улечься и можно будет приступать к работе. В его заявлениях сквозило опасение за то, что общественное мнение Европы будет резко против нас и помешает нашей внешней политике. Внутренняя же опасность революции мало смущала его. Кроме него, все мы ясно сознавали, что переход к очередным делам принят был вовсе не сгоряча, а представлял собою совершенно ясно выраженную подготовку издавна приготовленного наступления на правительство с целью либо вырвать из рук его всю фактическую власть и передать ее в руки оппозиции, либо, в случае неудачи такой атаки, вызвать новую революцию в стране и переложить всю ответственность на правительство, как врага народа, отказывающегося удовлетворить требования, заявленные его представителями.
Для всех нас было также ясно, что руководящая роль принадлежит все той же кадетской партии, которая пользуется всеми крайними элементами, облекая в квази-парламентскую форму призывы к бунту, и весь вопрос сводился лишь к тому, какую тактику примет руководящая партия и остановится ли она на достигнутой ею первой позиции или пойдет дальше тем же бурным темпом. В этом отношении решающая роль принадлежала, естественным образом, министру внутренних дел, который с первой же минуты проявил большую выдержку и, не скрывая ни от кого из нас убеждения, что роспуск Думы совершенно неизбежен, высказался также за выжидательный способ действия, хотя и не скрывал от нас, что его сведения с несомненностью указывают на то, что из думских кругов идет совершенно определенная агитация в провинцию под самыми крайними лозунгами и что недалек тот день, когда наиболее опытные и уравновешенные губернаторы заявят ему, что в их распоряжении нет более средств охранить общественный порядок.
Мы разошлись на том, что следует быть готовыми ко всяким случайностям, зорко следить за действиями Думы и получить заблаговременно полномочия государя на принятие тех мер, которые он сочтет необходимым для поддержания порядка в стране.
Горемыкин просил нас только отнюдь не говорить кому бы то ни было о нашем безнадежном настроении, прибавив, что наш общий долг заключается в том, чтобы терпеливо переносить наше невыносимое положение до той минуты, когда каждому станет ясно, что ждать больше нечего.
Быстро прошел май и весь июнь. Как из рога изобилия сыпались в Думе запросы правительству по самым разнообразным поводам. Вперемешку с ними шли урывками обсуждения самых крайних предположений по аграрному вопросу, об общей амнистии, об отмене смертной казни и т. д. Правительство и, в частности, Министерство финансов внесло целый ряд законопроектов по самым разнообразным вопросам, но их никто не рассматривал и только с величайшею серьезностью обсуждался каждый раз вопрос о направлении в ту или другую комиссию либо об образовании особой для рассмотрения их комиссии. Изредка появлялись в Думе представители отдельных ведомств — чаще всего военного — для представления объяснений на сделанные запросы о незакономерных действиях, но в этих сравнительно немногих случаях Дума обращалась в настоящий митинг с самыми недозволительными оскорблениями представителей правительства, и каждый раз выносились только самые резкие резолюции, иногда противные здравому смыслу, и прения всегда заключались криками «в отставку».