Снаружи всё ещё слышались удары.
Сканеры на окраине городка. Переговоры об эвакуации. Слухи — о том, что карательная машина Альянса доберётся досюда, что скоро мирному существованию придёт конец, что этот рай не продлится так долго, как хотелось. Фрэнк изначально не видел ничего блаженного в царившем в Рэйвенхолме бытии; скорее наоборот, блаженным было забытье, с которым жители предавались повседневным обязанностям. Это очень сильно напоминало тот мир, старый мир, мир до войны, и фантазия оказалась так соблазнительна, что люди принимали вымышленное за действительное. Но не может быть покоя там, где мир пережил распад. Там, где всё зависит от выживания, нельзя просто жить.
В общем, картинка сложилась в единый узор.
Они все умрут, и Рэйвенхолм будет погребён под собственными руинами.
— Скорее! — услышал Фрэнк.
То, что произошло дальше, он точно не ожидал. Тьма сменилась водой. Фрэнк полетел в пропасть, и спустя несколько секунд, одумавшись, понял, что находится под водой. Свет рассеянным пятном светил в нескольких метрах от него. Удары теперь раздавались далеко и гулко.
Фрэнк всплыл и сделал вдох.
Тьма кругом — хоть глаз выколи.
— Выбрались, мать твою, — произнёс Бен. Он держался наплаву рядом, держа в руках водонепроницаемый фонарь. Большая редкость. Но как он оказался у Бена. Неужели он сегодня собирался проверять состояния заброшенных тоннелей?
Фрэнк начал приходить в сознание.
— Где мы? — спросил Фрэнк.
— Это первый тоннель, — пояснил Бен. — Мы в лифтовой шахте, она уходит вниз примерно метра на три.
— А где остальные? Где Кори?
— Не видишь? Нам повезло. Хотя… это как сказать. Наружу мы отсюда не выберемся.
Фрэнк промолчал.
Он не чувствовал ни жалости, ни боли. Страх, и тот глухо ошивался где-то в глубине души. Фрэнк скорее чувствовал себя опустошённым. Он слишком много пережил, чтобы просто так впасть в панику. Фрэнк не хотел бороться дальше. Стена рухнула, и внешний мир раскрыл свою личину — страшное, непроглядное место; тюрьма не спасает, а только сдавливает, угнетает пленника до летального состояния. Всё-таки, Фрэнка не совсем уж обманывали чувства, когда он только впервые спустился в шахты — как стены сдвигаются, стремясь задавить его, чтобы от него осталось лишь одно воспоминание. Да и того, скорее всего, не останется.
— Слушай, Фрэнк, не знаю, что у тебя на уме, но я хочу выбраться отсюда, — сказал Бен.
Фрэнк кивнул.
Бен буквально тащил Фрэнка за собой. Вытаскивал из могилы.
— Заряда в фонаре остаётся очень мало, — пояснил Бен. — Нужно погрузиться и доплыть до другого участка шахт!
Другим участком являлась та территория, что находилась под церковью. Те части шахт практически не использовались — из-за труднодоступности и затопленных тоннелей.
Фрэнк не знал, можно ли добраться через первый тоннель к этому «другому участку», учитывая то, что Бен говорил, будто этот тоннель выходил непосредственно на поверхность. Впрочем, Бен также не мог ручаться за то, куда именно приведёт их первый тоннель. Вполне вероятно, что они просто утонут.
Выбора не было.
Бомбардировка продолжалась, и от привычного пространства выдолбленного в камне зала не осталось ничего, кроме обломков и пыльного, удушливого мрака.
— Быстрее, поплыли! — крикнул Бен.
Фрэнк сделал глубокий вдох — сразу же почувствовался запах гари, а во рту стало сухо от повисшей воздухе угольной пыли, — и нырнул. Ослабевшее после работы тело неохотно подчинялось усилиям, словно неисправный механизм; темнеющая водная пучина поглотила Фрэнка, и холод сковал конечности. Фрэнк ориентировался исключительно по тусклому отсвету шахтёрского фонаря; пятнышко желтоватого свечения уходило всё дальше в ледяную толщу стоялой воды, и лёгкие охватило пламя. Фрэнк не чувствовал ног — как он толкается ими, чтобы уйти на большую глубину, казалось, его тело понемногу испаряется, лишается формы, и всё, что от Фрэнка останется в итоге — это мучительное ощущение удушья, которое будет длиться вечно.
Под водой слышались взрывы — они звучали гулко и далеко, как удары сердца, и Фрэнк не мог понять — его ли сердце колотится невпопад, или это разрываются снаряды где-то на поверхности.
Они свернули влево. Мощности фонаря едва хватало, чтобы разглядеть пространство в радиусе трёх футов вокруг источника света. Фрэнк с Беном проплыли через сложенные из брусьев перекрестия, и теперь следовали по горизонтали, что, впрочем, не слишком сильно облегчало задачу: массив воды больно давил на барабанные перепонки, в лёгких почти не осталось воздуха. В горле будто застрял ком, и Фрэнк был готов в любой момент сделать вдох. В мозгу осталась только одна команда, один призыв: воздуха!
Переплыв через очередные перекрестия, которые разделяли коридор от другой лифтовой шахты (наверное, это была лифтовая шахта, вроде той, которую работники использовали для выгрузки сырья), Бен с Фрэнком поплыли дальше, однако Фрэнк уже не мог терпеть. Вот-вот, и он захлебнётся, потому что справляться с интуитивным стремлением сделать заветный вдох у него получалось всё хуже и хуже. Тело почти не слушалось его… смерть близко. Ближе, чем когда бы то ни было. Ближе, чем когда он сидел в карцере. Ближе, чем когда они с Освальдом пересекали пустоши и побережье. Когда они ели мясо трупов, чтобы не сдохнуть от голода. Когда они дрались с зомби. Когда их чуть не загрызли стаи бродячих собак. Смерть следовала за ними всюду, она не отставала ни на шаг, но сейчас она будто крепко обняла Фрэнка и готова была сомкнуть эти объятья навсегда.
Фрэнк вдруг подумал о тех, кто сейчас лежал под завалами.
Мертвы. Они все мертвы. И я сейчас тоже стану мёртвым.
Трупы в прицепе, которых Фрэнк с другими заключёнными швырял в могильники. Не тела, а остатки тел, куча из рук, ног, мозгов, кишков… Когда-то все эти органы были цельными телами, живыми людьми.
А я умру так — в этих сточных водах. Стану забальзамированным трупом. Вроде тех, что находят иногда в водоёмах или болотах.
Внезапно пятнышко света потянуло наверх. Это явно не входило планы Бена. Он начал кричать — изо рта вырвался ворох пузырей. Что-то продолжало тянуть его вверх. Фрэнк от неожиданности чуть не выпустил оставшийся в лёгких воздух, но спустя секунду уже плыл за Беном, пытаясь удержать его на месте, но сила, с которой его товарища утаскивало прочь, превосходила возможности измученного полным рабочим днём человека, который парой часов ранее грузил каменный уголь. Фрэнк попросту не мог перетянуть Бена на себя, а тот продолжал кричать, и свет фонаря лихорадочно нёсся из-за стороны в сторону, будто мотылёк в ночи.
До Фрэнка дошло.
Барнакл.
Бен-то уж точно понимал, в какое дерьмо вляпался.
Барнаклы обожают ныкаться в подобных местах — тёмных, сырых. Барнаклов легко не заметить и ещё легче стать их жертвой.
Они всплыли. Фрэнк закашлялся. Живот сводило в судорогах. Сквозь боль Фрэнк пытался удержать Бена. Тот орал как бешеный, находясь прямо над Фрэнком.
Свет фонаря выхватывал из темноты куски пространства, будто разбивая на мельчайшие кусочки.
— Отпусти, сука! — кричал Бен. — Блядь! Блядь! Не надо!
Фрэнк вцепился в Бена мёртвой хваткой. Липкий язык барнакла крепко обхватил ногу Бена; тварь вполне могла поднять сразу двух людей, и она сделала это — Фрэнк почувствовал, как ноги оторвались от поверхности воды, и теперь они с Беном повисли в пустоте.
— Больно! Больно! Не отпускай! — Голос Бена надрывался, исходя из самой глотки, из самих внутренностей, из самого нутра, где теплилась жизнь, которая никак не желала погибать. Всё существо Бена содрогалось от отчаянных воплей: не отпускай!