Фрэнк закрыл глаза, постаравшись поскорее заснуть. Он чувствовал неровное дыхание Освальда. Его тело казалось совсем лёгким, невесомым. Кожа да кости. Впрочем, Фрэнк тоже страшно исхудал в «Нова Проспект».
В ночи слышался собачий лай.
Фрэнк не мог заснуть, думая, что вот-вот в дверном проёме заметит силуэты четвероногих тварей, охочих до его плоти. Но за пределами стен не было видно ничего, кроме темени. Утомлённый, рассудок сам воспроизводил какие-то загадочные, призрачные движения во мраке, что заставляло сердце биться чаще; по телу пробегали мурашки, и Фрэнк вполне был готов поверить, что в пустошах может происходить что-то потустороннее, не поддающееся обыденному объяснению.
Лай то прекращался, то звучал вновь.
В итоге Фрэнк всё же провалился в сон, слушая мерный шёпот волн, исходящий из самого средоточия темноты.
На рассвете они возобновили путь.
Погода выдалась намного пасмурнее и холоднее. С моря надвигался циклон; небо закрыли низкие, тяжёлые тучи, так что беглецы остались практически без солнечного света.
И почему Фрэнка так привлекла идея побега? Почему он совершил то, что считал абсурдным? Неужели Освальд столь сильно повлиял на него? Фрэнк чувствовал, что вновь готов обвинить в своём положении всех и каждого; он хотел оказаться жертвой, хотел, чтобы пришёл некто, кто позаботился бы о нём, заставил бы поверить, что сам по себе Фрэнк безгрешен, а все беды, что свалились на него, это результат несправедливости мира, потому что мир всегда обходится несправедливо с теми, кто ни в чём не виноват. Но память услужливо подсовывала картины того, как Фрэнк расправляется с патрульным в Сити-17, как его швыряют в карцер… как он бьёт охранника, чтобы дать им с Освальдом фору и сбежать в равнины за пределами периметра. Безгрешен тот, кто пошёл на сделку не с совестью, а со своей памятью. Фрэнк смотрел в спину Освальду, думая, кто же самом деле этот человек. Какое у него прошлое? Откуда ему известен Гас Зинке? Освальд не виноват в том, что Фрэнк согласился на побег. Это было решением каждого. Фрэнк мог отказаться, и тогда бы, кто знает, Освальд сейчас шёл бы один, а Фрэнк продолжал работать на перерабатывателе или копал могильники. Или его всё-таки отправили бы в новую секцию «Нова Проспект». События могли сложится по-разному. Если Фрэнк не заступился бы тогда на периметре за Освальда, то, вероятно, начальство оказалось бы более благосклонным к Фрэнку, и ему удалось бы попасть на процедуру модификации. Стоит стать подручным Альянса, чтобы не терпеть этот адский холод, не выносить эту ноющую боль в исхудавших ногах; не чувствовать, как рваные ботинки натирают мозоли.
И это — свобода?
Когда человек слышит о свободе, он тут же представляет себе нечто благостное. Но какая может быть свобода в мире, где море постепенно иссыхает и погибает, а земля и небо серы и безжизненны? Какая здесь может быть свобода, если ты не знаешь, куда придёшь? И есть ли смысл идти, если знаешь, что дальше будет то же, что здесь — запустение и крах? Что остаётся? Верить? Оставьте веру фанатикам.
Впрочем, когда одной ногой стоишь в небытии, вера сама собой пробуждается в душе.
В Библии что-то говорилось про нищих духом. Фрэнк плохо помнил. Но только сейчас, когда он максимально точно походил за грязного оборванца, в голове несколько прояснилось понимание этого выражения. И почему именно нищим духом открыта вера.
После полудня (Фрэнк точно не мог сказать, сколько прошло времени; время в пустошах понятие абсолютно бессодержательное) беглецы оказались у входа в тоннель.
— Почему мы остановились? — спросил Фрэнк.
— Хотелось бы обойти его, — ответил Освальд.
Обойти тоннель было невозможно — справа дорога упиралась обочиной в скалистый массив, на который беглецы явно никак не смогли бы взобраться; слева был обрыв.
— Что плохого в тоннеле?
Освальд вздохнул.
— Там может оказаться кое-что похуже бродячих собак.
— Не понимаю, — сказал Фрэнк.
Освальд произнёс:
— Зомби.
От этого слова кровь в жилах заледенела.
Зомби стали кошмаром нового мира. В пределах Сити Альянс насовсем избавился от паразитов, но когда карантинные зоны ещё только организовывались, люди настрадались от этих тварей гораздо больше, чем от других представителей фауны Зена.
— Откуда здесь взяться зомби? — спросил Фрэнк, стараясь подавить дрожь — то ли от бриза, то ли от страха.
— Предчувствие, — ответил Освальд. — Каждый раз, как вижу такие места, становится не по себе.
Чёрный провал тоннеля действительно вызывал чувства далеко не самые приятные. Скрытая тревога начала пробуждаться в глубине души, но, с другой стороны, подумал Фрэнк, не сказал бы Освальд про зомби, он бы и не обратил внимания, насколько мрачным и предвещающим опасность кажется этот проклятый тоннель. Всё зависит от обстоятельств, однако, обстановка в пустошах и так не располагала к чему-нибудь обнадёживающему. До сих пор откуда-то доносился собачий лай.
— Тогда пойдём, — сказал Фрэнк.
Беглецы вошли в сырую тьму автомобильного тоннеля.
Шум от набегающих на камни волн какое-то время ещё следовал за людьми, но в один момент пространство погрузилось в звонкую, напряжённую тишину, в которой эхом отдавались неторопливые шаги и прерывистое дыхание.
Глаза едва различали силуэты в потёмках; Фрэнк с Освальдом то и дело натыкались на очередную брошенную машину, наталкиваясь на неё, как слепые на фонарный столб. Они вытянули вперёд руки, ожидая, что вот-вот вместо пустоты пальцы ощутят чьё-то присутствие; зловещее ожидание подстёгивало воображение, и становилось всё труднее сопротивляться рвущемуся наружу инстинктивному, паническому страху. Хотелось броситься наутёк.
До сих пор беглецов окружала глухая тишина, пока откуда-то не донеслось приглушённое рычание.
Показалось?
Освальд с Фрэнком оцепенели, застыв на месте. Ужас схлынул на них, будто волна, и тела мигом сковал паралич.
Вместе с рычанием послышались медленные шаги, вразвалку, словно шёл пьяница. Прихрамывая. Слух в темноте работал с дополнительной отдачей, поэтому представить себе примерную картину происходящего было куда проще, что, впрочем, беглецов ни разу не успокоило.
По-видимому, Освальд был прав.
Фрэнк не так много видел зомби, но того, что ему всё же удалось увидеть, было достаточно, чтобы впечатления въелись в подкорку, абсорбировались в памяти. Это рычание, шаги, и ещё запах — вонь разлагающегося мяса — не оставляли никаких сомнений, что именно скрывалось в данный момент во тьме.
Шаги, ещё шаги, ещё… ими был наводнён весь тоннель.
Не сговариваясь, Освальд и Фрэнк рванули с места, не разбирая дороги. Несколько раз они ударялись о корпуса машин и, не обращая внимания на боль, бежали дальше, лишь бы не попасться в лапы зомби.
А ведь это были люди… когда они были людьми… и что с ними произошло? Понятно, какая участь выпала им, но что заставило их оказаться здесь? На мгновение Фрэнк представил свою жизнь — как он бежит из Сити-17 в надежде найти лучшую судьбу, а в итоге становится жертвой мозгососа… и все оставшиеся дни ему предначертано болтаться здесь в ожидании очередных бедолаг, которым не повезло очутиться именно здесь, в этом тоннеле.
Зомби взвыли, чувствуя, как добыча уходит из-под рук.
В один момент Фрэнк налетел на кого-то, и сперва он подумал, что это был Освальд, но спустя секунду руки погрузились в какое-то желе, пульсирующее и горячее. В лицо ударил смрад, и чьё-то хриплое, нечеловеческое дыхание раздалось у самого носа. В ужасе Фрэнк закричал. Дальше он мало что помнил. Сознание вернулось к нему, когда он заметил, как вдалеке забрезжил свет. Фрэнк бежал, не чувствуя земли под ногами. Быстрее, быстрее… Вой кружил над головой, и кровь стыла в жилах.
Наконец — выход.
В глаза ударил свет, а дорога куда-то исчезла — Фрэнк кубарем полетел вниз. Следом за ним покатился Освальд.
Часть трассы на въезде обвалилась, чего беглецы, ослеплённые паникой, заметить никак не могли.
Несколько минут Фрэнк не мог пошевелиться — от пережитой паники вкупе с множественными синяками. Он словно бы не находился в собственном теле, а парил близ него, из-за чего болевые ощущения звучали в отдалении, не так интенсивно. Но рассудок постепенно прояснялся, и Фрэнк сполна почувствовал последствия падения.