Слава богу, зомби за беглецами наружу не погнались. Испытывать удачу, тем не менее, желания не было, и собрав волю в кулак, преодолевая боль, беглецы поднялись и убрались оттуда.
Дорога обрывалась — эстакада лежала в руинах, — и дальше беглецам вновь пришлось пробираться через каменистые равнины, порой перелезая скользкие впадины.
Казалось, Освальд окончательно потерял направление, и путь их давно превратился в беспорядочное петляние по незнакомой местности, но Фрэнку не очень-то хотелось жаловаться; в этом не было смысла, к тому же, пресловутый Рэйвенхолм всё больше представлял собой некую притчу, которую Освальд выдумал лишь затем, чтобы создать видимость цели. В тоннеле их чуть не сожрали зомби, и столь близкая возможность смерти взбодрила Фрэнка, но эффект быстро сошёл на нет, и смерть вновь превратилась в растянутый в неизвестность процесс, который мог завершится, а мог и продолжаться вплоть до бесконечности — очарование пустошей, безлюдных и выхолощенных, постепенно поселялось внутри, и Фрэнк как бы понемногу начинал причащаться этому пространству без лица, без запахов, без цвета, пространству тотального ничто, где даже море давно перестало быть воплощением безграничной свободы и жизни. В пустошах всё было приведено к одному знаменателю — абсолютному нулю.
Беглецы вышли к большому железнодорожному мосту, соединяющему пролив; противоположный берег исчезал в туманной дымке.
На путях стояло несколько составов из цистерн и грузовых вагонов.
Подойдя ближе, беглецы поняли, что дорога на другой берег им заказана: пути перекрывало силовой поле, поблескивающее в холодном воздухе бирюзовым оттенком.
— Какого хрена оно тут вообще делает? — возмутился Фрэнк.
— Похоже, тут застава Альянса, — предположил Освальд. — Слава богу, автоматизированная.
— Ты знаешь, куда дальше идти?
— Знаю. Надо перейти мост.
— Чёрт…
Освальд подошёл к полю, осмотрел его. Ни одной лазейки, ни одной, даже малейшей бреши, что дала бы беглецам шанс оказаться по ту сторону этой конструкции.
Фрэнк осмотрел территорию поблизости; рядом с основанием моста был резкий обрыв, по которому, в принципе, можно было спуститься, чтобы впоследствии забраться под мост, где располагались железные мостики для обслуживающего персонала. Мостики, насколько позволяло оценить зрение, были целыми и казались надёжными.
— Есть идея, — произнёс Фрэнк. — Пройдём под мостом.
Освальд подошёл к обрыву, посмотрел вниз.
— По крайней мере, если упадём, то умрём сразу.
Фрэнк пожал плечами.
Найдя наиболее пологий участок, беглецы начали спускаться. Пальцам с трудом удавалось ухватиться за влажные скалистые грани; ступни так и норовили соскользнуть с очередного уступа. Разок взглянув вниз, Фрэнк на мгновение застыл — заиграл страх высоты, хотя, Фрэнк никогда особо не испытывал никаких проблем с этим. Сейчас же, почему-то, ему стало не по себе от осознания, что прямо над ним находится высоченный обрыв, и единственное, что отделяет его от падения — скользкие камни и слабый хват. Изнурённый ходьбой и отсутствием пищи организм лишь благодаря чуду поддерживал в себе функционирование. Но близка была секунда, когда пальцы Фрэнка могли сами по собой разжаться, и тогда тело сорвётся и полетит вниз, на скалы… Нужно сосредоточиться.
У самого основания моста, которое было сложено из красного кирпича, беглецы столкнулись с тем, что до ближайшей платформы, откуда начинался служебный мостик, не хватало пары футов.
— Я попробую прыгнуть, — сказал Фрэнк. — Назад ползти всё равно бесполезно.
Да и сил не хватит, добавил он про себя.
Освальд молча согласился.
Расстояние было довольно коротким, но вид пропасти сгущал и утрировал воображение.
Те несколько секунд, пока Фрэнк пытался решиться на прыжок, показались ему часами; дыхание стало практически неслышимым, оно будто ушло куда-то в глубину, ближе к сердцу, которое само билось очень и очень редко. В последний момент в сознании прозвучали слова Освальда о скорой смерти, и Фрэнк был готов принять это, если бы не картины того, как он, будто кукла, летит вниз, предчувствуя момент столкновения. Вновь смерть из абстрактной, неуловимой величины внезапно приобрела чёткие, объективные черты, из-за которых чувство жизни необычайно обострилось, и хмурые небеса, холод, морщинистое море — всё, не смотря на то, что не пробуждало в душе никаких светлых чувств, начало голосить, кричать о жизни.
Фрэнк прыгнул. На одно мгновение он будто бы застыл в воздухе. Когда под ногами оказалась металлическая решётка, Фрэнк не поверил, что у него получилось. Тело до сих пор пошатывало, и чтобы удержать равновесие, поскольку перед глазами всё кружилось, Фрэнк вцепился в перила.
Следом прыгнул Освальд. В момент, когда он должен был попасть на платформу, одна нога соскочила, и Освальд начал заваливаться назад, прямо в пропасть. Руки хватались за пустоту. Фрэнк мигом подскочил к товарищу и что было сил схватил Освальда за локти, стараясь перевесить его таким образом, чтобы Освальд перелез через перила. Приложив последнее усилие, Фрэнку удалось затащить Освальда на платформу, и они, обессилев, сели на металлический решётчатый пол и перевели дыхание.
— Спасибо, — выдохнул Освальд.
Фрэнк похлопал Освальда по плечу.
Через какое-то время беглецы вылезли на служебный мостик и пошли на другую сторону пролива.
Далеко под ногами плескалось море.
Несколько раз мимо пролетали птицы.
Начался ливень, и пространство скрылось за водной толщей, создавая впечатление, что мост протянут из ниоткуда в никуда — загадочное сооружение, воздвигнутое посреди пустоты.
Беглецы остановились у одного из оснований и сели на платформу, решив переждать стихию.
Металлические балки порой слегка подрагивали и ныли, когда под мост влетал ветер, рыча и завывая среди монтажных креплений. Временами над головой раздавался страшный грохот — по мосту проезжал поезд.
Фрэнк съёжился, стараясь удержать в теле хотя бы какие-то частички тепла.
— Освальд, слушай… — сказал Фрэнк. — Можно спросить?
— Ну, давай.
— Откуда ты знал моего отца?
Освальд промолчал, затем хмыкнул и постарался ответить как ни в чём не бывало:
— Гас Зинке был губернатором штата. Его много кто мог знать.
— Не придумывай. Когда ты узнал, кто мой отец, то отреагировал как-то странно.
— Я бы не хотел об этом говорить.
Фрэнк не без досады унял любопытство. По правде, ему не особо важно было, каким образом Освальд связан с Гасом Зинке — за разговором, казалось, время пойдёт быстрее, холод станет терпимее, а ливень поскорее закончится. Впрочем, Фрэнк не совсем понимал, почему Освальду так сложно рассказать свою историю. Словно услышав мысли товарища, Освальд произнёс:
— Эта жизнь осталась далеко в прошлом. Я надеялся похоронить её навсегда, но, похоже, у судьбы другие планы. Есть такие вещи, которые, не смотря на все усилия, что ты прикладываешь, чтобы их забыть, остаются в памяти каким-то невыводимым слоем. Как клеймо. Будто сама жизнь не даёт тебе от них полностью отречься.
— Но причём здесь мой отец? — повторил Фрэнк.
Освальд посмотрел на Фрэнка в молчаливой просьбе больше не задавать этот вопрос.
— Ладно, — сказал Фрэнк. — Когда захочешь, тогда и расскажешь.
— Прости, но я правда не могу. Это слишком тяжело для меня.
Фрэнк опустил голову и, приподняв воротник, подышал в него, чтобы немного отогреть окоченевший подбородок и нос.
Ливень закончился ближе к вечеру.
Преодолев мост, беглецы вновь вышли на серпантин и продолжили путь.
Темнело — нужно было найти место для ночлега.
Наткнувшись на очередной гостевой домик, который в довоенное время выполнял роль мотеля, внутри беглецы обнаружили то, чего не ожидали обнаружить: посреди холла лежала стая из пяти-шести собак. В сумерках очертания тел растекались, превращаясь во что-то бесформенное, и только несколько пар глаз, сверкнувших в полутьме, давали знать о присутствии опасных тварей, которые из-за голода предпочтут полакомиться свежей человечиной. Освальда с Фрэнком могло спасти только, что собаки находились в полусонном состоянии.