Многолетние старания создать цветущую усадьбу дали свои плоды. Буйцы сделались не только удобными во всех отношениях для семьи Олсуфьевых и их гостей, но и источником порядочного дохода. Благодаря собственным трудам Юрий Александрович и Софья Владимировна вели далеко не скудную жизнь: ежегодно ездили за границу, регулярно выезжали в Петербург и Москву, поддерживали великосветские связи, заказывали дорогие безделушки у Фаберже и портреты у Серова, строили и меценатствовали и даже, как в прежние дореформенные времена, держали гончих и устраивали в соседних полях и лесах многолюдные охоты. Можно напомнить, что при личном участии Ю. А. Олсуфьева на Куликовом поле вблизи Буец был сооружен архитектором А. В. Щусевым храм-памятник во имя Сергия Радонежского, а С. В. Олсуфьева многое сделала для учреждения здесь монастырской общины и мастерских шитья. Даже в годы первой мировой войны, находясь на Кавказе, Олсуфьевы не прекращали благотворительной деятельности. Софья Владимировна восстановила древний грузинский монастырь в окрестностях Тифлиса и заказала для монастырской церкви из мореного буецкого дуба иконостас по рисункам В. А. Комаровского.
Прочная, уютная и счастливая жизнь в Буйцах, длившаяся для Юрия Александровича почти с момента его рождения (он был привезен в Буйцы шестимесячным ребенком в 1879 году), а для Софьи Владимировны с года ее замужества, кончилась сразу после Февральской революции, иными словами – после отречения царя от власти и стихийного выступления народных масс. Выходец из среды дворянской элиты, Юрий Александрович с женою и четырнадцатилетним сыном буквально бежал из родового гнезда и уже никогда более не возвращался в Буйцы. В главном доме и флигеле все оставалось примерно в том виде, как это было в предшествующие годы. Лишь отдельные, наиболее ценные предметы через преданных слуг, ставших как бы членами семьи, удалось постепенно переместить в новый дом, купленный Олсуфьевыми в Сергиевом Посаде под Москвой. Как правило, это была не антикварная немецкая, датская и голландская мебель, отданная ими в 1917 году в монастырь на Куликовом поле, не картины и книги, а серебро, рукописи, миниатюры, родовые реликвии небольшого размера, фамильные документы, фотографии, памятные подарки друзей. Многое же другое – за исключением, пожалуй, серовского портрета Софьи Владимировны, спасенного несколько позже П. И. Нерадовским, – было вскоре расхищено, продано, сожжено. И все-таки отдельные вещи попали в государственные музеи. Так, в частности, большой портрет Миши Олсуфьева, написанный Д. С Стеллецким в 1913 году, десятилетиями хранился в Епифанском краеведческом музее, пока, наконец, в 1956 году (после ликвидации Епифанского музея) он не был передан в Тульский музей изобразительных искусств.
Послереволюционный быт Олсуфьевых сложился по примеру многих «бывших»: они, особенно на первых порах в Сергиевом Посаде, немало бедствовали и никогда не были уверены в прочности дальнейшего существования. Надо, однако, отдать должное Юрию Александровичу: уже в 1918 году он активно включается в новую жизнь и начинает сотрудничать в Комиссии по охране памятников искусства и старины Троице-Сергиевой лавры, а затем и в Сергиевском историко-художественном музее. При поддержке Софьи Владимировны и сына Миши он готовит к изданию древние рукописи по истории лавры и одно за другим публикует описания художественных коллекций монастыря. За десять лет он опубликовал более двадцати книжек – примерно две трети всей печатной продукции Комиссии и Музея. Столь активной издательской деятельности способствовали, правда, новизна самого дела и энтузиазм научного коллектива, где бок о бок с Ю. А. Олсуфьевым работали также П. А. Флоренский, С. П. Мансуров, П. Н. Каптерев, И. Е. Бондаренко, Т. А. Александрова-Дольник, М. В. Шик, А. Н. Свирин.
С 1928 года, когда началась «культурная революция» и поход воинствующего атеизма на прежние ценности, обстановка в Сергиевском музее резко ухудшилась, причем на первых порах пострадали не столько экспозиции, разработанные Ю. А. Олсуфьевым и другими работниками музея, сколько их авторы. Дворянское происхождение и родственные связи Олсуфьевых стали настолько одиозными, что под угрозой ареста Юрий Александрович однажды не возвращается из Москвы в Сергиев, а спустя некоторое время устраивается по предложению И. Э. Грабаря в московские Центральные государственные реставрационные мастерские. Распрощавшись с капитальным домом на Валовой улице в Сергиевом Посаде, Олсуфьевы переезжают сначала в Котельники под Москвой, затем в деревянный половинный домик в деревне Мешаловка, примерно в пяти километрах от железнодорожной станции Люберцы, и, наконец, в Косино. При тогдашних совсем не совершенных способах сообщения с Москвой Ю. А. Олсуфьеву приходилось добираться до места службы пешком и пригородными поездами, но мещанская среда подмосковных рабочих поселков была надежным укрытием для семьи, уже напуганной первыми арестами, ссылками и расстрелами. На уцелевших любительских фотографиях тридцатых годов мы видим Ю. А. Олсуфьева за починкой дымовой трубы и вскапыванием огорода, и он мало чем отличается по внешнему своему виду от обитателей пригорода. Вряд ли кому приходило в голову, что в тесных комнатках мешаловского домика, за всегда задернутыми занавесками, живут сын бывшего коменданта Московского Кремля и фрейлина последней императрицы России.