Но соглашение достигнуто не было. Хозяйка, разочарованно покачивая головой, перебирала выставленные в «жемчужной» витрине украшения, одно за другим предлагая их Регине, но та была безутешна, то и дело поглядывая на недоступное ей ожерелье. Хозяин в стороне следил тревожными глазами за женой и за Региной. В магазинчике царил мастерски созданный полумрак, над входом горела толстая деревенская свечка в железном подсвечнике, и блики от пламени свечи окрашивали всю мизансцену сказочным колоритом минувшего времени, в котором жили капризные красавицы, инкогнито посещавшие ювелирные лавки, и придворные поставщики дорогостоящих бирюлек, расплачиваться за которые предоставлялось мужественным покровителям обворожительных красоток.
Но среди нас такого — богатого и мужественного покровителя — не оказалось, и Регина с очередным вздохом, который мог бы растопить сердце любого самого прижимистого денежного мешка, случись он рядом, отвернулась от витрины и посмотрела в сторону выхода. Хозяин с хозяйкой залопотали между собой по-французски с темпераментом, достойным деда-армянина, после чего хозяин метнулся в закрома и вынес, трепетно держа обеими руками, синюю замшевую коробку. На вытянутых руках он протянул коробку к Регине, а хозяйка благоговейно открыла крышку футляра.
Там лежала подвеска. Фу, какая топорная, подумала я в первую секунду. И больше уже так не думала, захваченная какой-то необъяснимой прелестью украшения.
Да, грубая. Да, нелепая. Бесформенная. Корявая жемчужина, вернее — имитация жемчуга, потому что настоящий жемчуг таким огромным быть не может. Размером больше перепелиного яйца, неправильной, вернее — грушевидной, но отнюдь не идеальной формы, она была сделана так искусно, что умудрялась светиться изнутри, даже в этом мрачном помещении. У Регины явственно загорелись глаза. Хозяин аккуратно поставил футляр на витрину, хозяйка постелила на стекло квадратный бархатный лоскут, извлекла подвеску из футляра и опустила ее на бархат. Жемчужина покатилась было по бархату, но благоразумно остановилась на краю салфетки. Хозяин с хозяйкой следили за ней влюбленными глазами. По-моему, им самим так нравилось это украшение, что они в глубине души не намеревались с ним расставаться. Вот и хранили его в закромах, а не у всех на виду.
Регина склонилась над подвеской, а потом подняла на владельцев глаза. Хозяева переглянулись, хозяин еле заметно кивнул, и хозяйка написала на бумажке — «100». И всего-то?! Но Регина медленно покачала головой.
Хозяин порвал бумажку, выбросил в корзину, стоящую под прилавком, и показал Регине растопыренные пальцы: 5.
— Фифти? — равнодушно переспросила Регина.
Хозяин с хозяйкой переглянулись; по-моему, они совсем не понимали по-английски. На помощь пришел Сашка.
— Сенкант? — уточнил он, назвав сумму «50» по-французски.
Хозяева синхронно кивнули. На их лицах, даже в неверном пламени свечи, отчетливо читалось: ай, ладно, торгуем себе в убыток, но девушка уж больно хороша, и пусть носит эту красивую вещь и вспоминает нашу доброту. Регина, как во сне, достала из кошелька полтинник, положила на витрину рядом с футляром. Хозяйка в мгновение ока смела деньги с прилавка, а хозяин, прежде чем закрыть футляр, еще полюбовался на жемчужину. Потом мягко щелкнул замшевой крышкой и вручил футляр Регине. Она царственным кивком поблагодарила, хозяйка бросилась обниматься с ней, хозяин, оттолкнув свою половину, стал целовать Регине руки и жестами изображать свое восхищение ею, Россией, Санкт-Петербургом. Потом Региной снова завладела хозяйка, поглаживая футляр с подвеской в руках у Регины, она улыбалась и повторяла:
— Де Нис авек нотр амур!
— Чего? — обернулась Регина к Сашке.
— Из Ниццы с любовью, — перевел мой муж.
Мы насилу выбрались из этого гостеприимного места и поползли вниз. За углом Сашка остановился:
— Маша, а лягушка? Ты чего про лягушку не спросила?
Я отмахнулась:
— Обойдусь.
На самом деле уже смертельно не хотелось опять лезть вверх по каменным ступенькам, но Сашка развернулся и полез.
— Нет. Как же обойдешься? Мне купили ножичек, Регине — блямбу эту, даже Лене шмоток набрали… Пошли-пошли, купим тебе лягушку.
Я с трудом заставила себя занести ногу на ступеньку. Опять вверх — я не переживу… Мы вернулись к магазину. Но дверь его была наглухо закрыта. Сашка подергал за кованую ручку — заперто. Я потянула его за рукав:
— Пойдем. Это судьба.