Затрезвонили сразу два мобильных телефона — мой и горчаковский. Я посмотрела на свой дисплей — звонил начальник убойного отдела Костя Мигулько. По времени уже должны были найти докторшу из поликлиники, которая обнаружила труп; эх, значит, она что-то такое рассказала сногсшибательное, придется ехать допрашивать. Иначе они бы обошлись своими силами. Но я ошиблась, докторша была ни при чем. Костя в трубке то ли рыдал, то ли задыхался, так что я даже испугалась. Ответив на звонок, я некоторое время слушала, как он тяжело дышит, а потом он закричал в трубку:
— Маша, Маша, ты где?! У нас тут такое!..
— Костя, что случилось?!
— Это но трупу сегодняшнему! Маша, не могу по телефону! Приезжай немедленно! Горчаков с тобой? Все приезжайте! Не знаю, что и думать! Ух, е-мое!
И он бросил трубку, а на мои повторные звонки уже не отвечал. Мне это страшно не понравилось. Надо было ехать, и хорошо, что Лешка тут, и Кораблев. Я только открыла рот, чтобы сообщить, что в убойном отделе какое-то ЧП и надо мчаться туда, как обратила внимание, что Горчаков все еще говорит по своему телефону. Я прислушалась.
— Региночка, все, успокойся! Мы сейчас приедем! Иди в свою машину и жди нас около дома… Все, целую, не дергайся!
Закончив разговор, он заметил мой недоуменный взгляд и окрысился.
— Ну что, что?! Подружка — твоя, а я тут ее проблемы разруливаю…
— А почему она мне не позвонила?
— Так у тебя телефон занят.
— И что у нее на этот раз?
— Она в истерике. Ее только что пытались обокрасть. Залезли в квартиру.
— Да ее же вчера уже!.. Она сказала, что стены голые! Брать уже нечего. Сколько можно?
— Ну, не знаю! За что купил, за то и продаю, — разозлился Горчаков.
— И что делать будем? У Мигулько тоже пожар… Соломоново решение — отправить Кораблева спасать Регину, пришло не сразу, и еще пришлось поуговаривать Кораблева, который вел себя возмутительно, капризничал и язвил. Но нам было не разорваться. Господи, на что я трачу время! На лесть и посулы, чтобы взрослый мужик не выпендривался, а сделал то, что ему говорят…
Вырвав у Кораблева обещание держать нас в курсе насчет Регины, мы с Горчаковым бросились в РУВД. Горчаковская-то машинка стыла у прокуратуры, ее там оставил хозяин не без умысла — нас ведь довез ко мне милицейский водитель, потому что Горчаков рассчитывал у меня выпить и отбыть на такси. Пришлось ловить машину, так как Кораблев вдруг страшно заволновался за Регину и бросился сломя голову ее спасать, а о том, чтобы сделать небольшой крюк и забросить нас в РУВД, не могло быть и речи. Я на него смотрела и вспоминала старый анекдот про тетю Фиру из Одессы, приехавшую навестить родственников в Питер; они ей показывают город: вот, тетя Фира, Эрмитаж, а вот Дворцовый мост, а вот, тетя Фира, Нева… Реплика тети Фиры, неподражаемо, по-одесски грассирующей: «Нева? Что вдруг?» Я довольно часто ощущаю себя персонажем этой истории. Спасать Регину? Что вдруг?
В РУВД все было как обычно в это время суток, ничто не указывало, что в убойном отделе — ЧП. Мы с Лешкой поднялись на этаж мигульковского отдела, набрали на двери код доступа, вошли и попали в дурдом.
По коридору носились возбужденные оперативники, не весь личный состав, человека три, но ажиотажу создавали на дюжину. Из кабинета Мигулько то и дело раздавались какие-то возгласы, и я никак не могла их квалифицировать: потрясение и шок, понятно, но вот с каким знаком — положительным или отрицательным? Наконец оттуда вышел невозмутимый эксперт-криминалист Геночка Федорчук, и я с облегчением вздохнула. Вот он-то умудрялся сохранять вменяемость при любых обстоятельствах, никакие экстраординарные события не могли лишить его здравого смысла, сейчас он меня введет в курс дела. Но посмотрев ему в глаза, я только и смогла вымолвить: «У-у!», а он глупо хихикнул и развел руками. Мы зашли к Мигулько.
Он встречал нас у дверей, почему-то закрывая от нас своим телом стол и то, что на нем. Подпрыгивая, чтобы мы не увидели лежащего на столе, он потребовал, чтобы я и Горчаков его простили, не злились, он не корысти ради, а токмо потому что жрать хотелось… И вообще, у него на шее десять оперов, лбов здоровых, все есть хотят, а у них усиление за усилением, так что он не корысти ради… И все пошло по второму кругу.
В конце концов мне надоело. Я изловчилась, отпихнула его и проскочила к столу. На нем лежал разорванный пакет с сахаром и еще одни пакет с гречневой крупой. Сахар и гречка смешались, образуя причудливый узор. Я подумала — неужели Мигулько практикует для своих провинившихся подчиненных испытания в стиле Золушкиной мачехи: перебрать килограмм гречки от килограмма сахарного песка, как вдруг в глаза мне ударило радужное сияние. Посреди перемешанных крупинок и песчинок сверкали бриллианты, целая горсть, если не больше. Я наклонилась рассмотреть их и неожиданно так же глупо хихикнула, как только что эксперт Федорчук. Да тут же целое состояние, причем камешки не с булавочную головку, а вполне приличного размера, сколько в каратах — не знаю, но впечатляет. Они так по-солидному сверкали, что я ни на секунду не рассматривала вариант «стразы» или «кристаллы Сваровски». По ним за версту видно было — настоящие. Да, понятно, что от такой неожиданности Косте Мигулько голову-то снесло.