— Братья, — поправил Ленц. — Мы — братья.
— Ну вот тебя, брат кузнец, твои братья в подвал и запихали. И будут теперь служить цинику и приспособленцу. Которому всегда хорошо при любой власти. А теперь он уже и сам власть. Знаешь, что-то я не нахожу это лучшим выбором, чем жить под Курфюстом, человеком не таким-то уж и злым, в сущности.
Ленц устало махнул рукой:
— Книжник, ты так много говоришь, что у меня голова раскалывается.
Книжник развел руками.
— Извини, брат-кузнец, я уже счет дням потерял, а поговорить тут — разве что с крысами. Теперь вот веселее будет — не один.
— Не радуйся, Книжник, потому как уже завтра утром меня казнят. На рассвете. И я бы очень хотел провести последние свои часы без твоей болтовни.
Ленц отвернулся к стене, поерзав, устроился кое-как на сырой и грязной соломе и закрыл глаза.
Скрипнула обитая железом дверь и оба узника, проснувшись, стали напряженно всматриваться в сумрак. Серая фигура в капюшоне стояла со свечой в руках.
— Что, уже утро? — грустно спросил Книжник.
— Т-с-с-с! — прошипела фигура и прикрыла дверь.
Потом фигура откинула капюшон.
— Анна! — воскликнул Ленц. — Что ты тут делаешь?
— За тобой пришла, — сказала девушка.
— Но как ты прошла через стражу?
— Они все спали, кроме одного. Я ему предложила любовь, он и согласился. Дурак.
И она показала нож. На лезвии была кровь.
— Не теряй времени. А то, не ровен час, кто-нибудь заметит, что на посту никого. За стеной стоит лошадь, уйдем из Города и потом через лес, рыцари там тоже пока спят.
Ленц поколебался немного.
— Анна, понимаешь, наш Город, Коммуна — это все, что у меня есть…
— Ленц, идиот, завтра тебя казнят. И теперь уже казнят со мной. И, вообще-то, у тебя еще есть я, чертов упрямец. А через пять-шесть месяцев будет еще кое-кто.
Анна похлопала себя по животу и добавила:
— Если только ты сейчас не поторопишься.
— Ты…? — начал кузнец.
— Я! — сказал девушка. — Надо уносить ноги отсюда, времени у нас нет.
— А мне можно с вами? — попросил Книжник.
— Это кто там еще? — спросила девушка подозрительно. — Какой-нибудь вор? Разбойник?
— Нет, — сказал Книжник. — Я не вор и не разбойник. Я гораздо хуже, милая девушка. Я философ и поэт.
Лес остался позади. Было еще темно, но над горизонтом уже стал появляться утренний свет.
— И куда ты теперь? — спросил Книжник.
— Пойду на юг, — сказал сидевший на коне Ленц. Анна пристроилась сзади. — Там чехи, говорят, рыцарей не очень жалуют. Лишний боец им не помешает. А не пристану — пойду дальше, искать таких же, как я. Хоть у турков.
— Не можешь ты спокойно жить, — вздохнул его спутник. — А ведь скоро отцом станешь.
— Мой отец, он ведь тоже был кузнец, — сказал Ленц, глядя на постепенно светлеющее небо. — И, хотя был из простых, он выучился читать сам, и научил чтению меня. У нас была только Библия, по ней я и учился. Отец сказал: Ленц, сынок, они нас дурят, путают, обирают и грабят и так будет до тех пор, пока мы не начнем читать их книги и думать своей головой. И научил меня думать, спасибо старику. И вот знаешь, что я надумал. Вот вы, книгочеи и священники, говорите, что есть ангелы и есть демоны. И каждый говорит, что он за ангелов, и что его враги — это демоны. И наоборот. И так везде. И вот тягаются между собой — кто ангелы, кто демоны. Кто слуга Господа, а кто слуга Сатаны. Режут, убивают, жгут. Но, быть может, есть еще кто-то. Какие-то ангелы, которые не за тех и не за других. Не за Бога, и не за Дьявола. Они просто ждут своего часа. Проверят иногда — не пришло время? Нет, не пришло. И снова скрываются. Потому что они враги для всех. Для всех, кроме нас, простых людей.
— И чего же они хотят? — спросил с любопытством Книжник.
— Ждут они. Когда придет время. Чтобы не было ни бедных, ни богатых, ни святош, ни лжепророков, ни курфюстов, ни любимых учеников.
— Долго же им ждать, — сказал Книжник. — А жизнь коротка.
Ленц не ответил.
— А я, — тогда продолжил Книжник, — пойду на север, может в имперскую столицу. Буду учить детишек, потому что мир можно изменить только делая его немного лучше. Добрая книга лучше, чем кровавые мятежи, библиотеки лучше, чем фанатики справедливости и равенства, которых все равно не будет. Сколько бы рыцарей ни зарезал, брат-кузнец, мир ты этим не изменишь.