И вот поехали мы на нашей «мерседесе» — машину так нашу мы звали, изрядное ведро с гайками, в район. Чинить поломанное. Приезжаем к речке, чтобы на ту сторону, где свинокомбинат, и вот тут у нас проблема. Мост на фиг снесло. Через речку Говнотечку. Ее так на самом деле звали. После того, как комбинат построили. Потому как он в нее дерьмо спускал. Запашок был еще тот. Но мост снесло, значит, крюк делать километров двадцать. А там еще и переезд железнодорожный. А как провода тащить, туда-сюда ездить, и несколько раз? Связисты тоже как раз подъехали, как и мы, стоят, репу чешут. Местные подошли. Орут, ругаются, матерятся.
Мост и без урагана каждую весну паводком сносило. И потом месяц-другой, пока не починят, все в обход. А детям в школу. А на свинокомбинат. А на работу в город. А некоторые и в областной центр. Жаловались, куда только не жаловались, и в горисполком, и в облисполком, и даже депутату Верховного Совета. В газету «Правда» писали. И «Известия». Без толку всё. Поставят временный мост, постоит он, и опять та же опера. Весной сносит, и месяца два люди мучаются. Даже на кладбище — в объезд.
Это местные нам выложили, пока мы там работали. И на другой стороне потом. Словно мы чего можем сделать, чтобы им нормальный мост проложили. Хотя понять местных можно, сам бы ругался матом, если бы мне приходилось крюка такого давать два месяца в году. Или вот неплановый месяц-другой, как сейчас.
Однако сделали, чего могли, за два дня управились. Наша совесть чиста. Хотя услышали от местных много матюков в адрес Советской власти. Старик Козлов морщился, но молчал.
А через неделю дают нам наряд в горисполком наш. Что-то там надо было починить. Наряд Старик Козлов берет себе — и я с ним туда отправляюсь. Сделали работу до обеда, пошли в приемную, завхоз там расписался, секретарша печать поставила, все как обычно.
А тут из кабинета, перед которым та секретарша сидела, мужчина выходит. Молодой такой, породистый. Костюм хороший, очки. Дипломат импортный. Ну, начальник, одно слово.
— Людочка, я на обед! — и к выходу. А Старик Козлов ему и говорит:
— Товарищ Петров, у меня к вам дело.
Это я потом сообразил, что это как раз и есть тот самый Петров, который председатель горисполкома нашего.
Смотрит тот Петров недоуменно на моего наставника, пожимает плечами:
— Запишитесь на прием в установленном порядке.
И снова к двери. А Старик Козлов встает у него на пути и так, со значением:
— У меня к вам дело, как к коммунисту.
Председатель снова так недоуменно на него, на меня даже, потом спокойно:
— Товарищ, а вы кто?
Секретарша тут же подлетает:
— Это электрики, Николай Павлович, они нам ремонт делали.
— Ну и хорошо, — говорит Петров в костюме и с портфелем. — А у меня обед. Запишитесь на прием в установленном порядке, и ваш вопрос решим.
И мимо Козлова пытается пройти. Видать, не знал, что старик твердый, как скала.
— Нет, — говорит, — выслушайте меня сейчас. Мне на приемы записываться некогда, мне работать надо, а дело тут политическое. Народ в Малом Замостье страдает очень, уже который год им нормальный мост построить не могут. Люди просто озлоблены, Советскую власть ругают. Я, как коммунист…
— Да вы, гражданин, кажется пьяный, — перебивает его Петров. — Позвони, Людочка, Будрайтису в Горэнерго, пусть он займется дисциплиной своих работников.
А потом уже Козлову:
— А политику и партию вы, гражданин, не приплетайте. Если каждый сюда будет приходить и партбилетом махать… Партбилет ведь и на стол можно положить.
Лучше бы Петров с портфелем этого не говорил! Честно вам скажу. Потому что пошел Старик Козлов красными пятнами, то есть завелся просто реально.
— Ты, — говорит, — кто такой, чтобы партбилет у меня отнимать? Мне его на Малой Земле под немецкими бомбами полковник Брежнев лично вручил и подписал, а ты кто такой, чтобы его у меня отнимать? Никогда ничего у Леонида Ильича не просил, даже когда он нам на встрече с однополчанами сказал, чтобы обращались, если что, и адрес дал для прямой почты к нему, в обход всех канцелярий. За внучку у него я не просил, чтобы квартиру дали побольше, когда двойню родила, а вот сейчас напишу. Про то, как в нашем городе исполнительный орган Советской власти это самую нашу Советскую власть дискредитирует.