Черт замер на минутку, задумчиво глядя на языки пламени, лижущие закопченный котел.
— А, сорян, это не про тебя. Это потом. Это который после тебя. Но тоже сюда, да
И он показал на соседний котел, под которым еще адский огонь не горел и который шкуркой чистил другой черт. Тот черт был в махновской папахе, почему-то в форме генерала русской императорской лейб-гвардии и в китайских контрафактных кроссовках "Mike".
Фанера
— Вот раньше. Раньше какие враги были у Совласти: Колчак, Деникин, Савинков, Гитлер, Черчилль, Трумэн, Даллес, Солженицын… А теперь — Дудь. Дудь! Какая же чудовищная деградация и измельчание…
— Да, Коба, — вздохнул Молотов, который в это время читал новости на своем смартфоне.
— Что там нового?
— Вот пишут, снова Мавзолей фанерой обили на День Победы.
Сталин повернулся в явном раздражении.
— И кто там такой умный у них сейчас?
— Не написано, — сказал Вячеслав Михайлович. — Какой-то Сказочный Долбоёб, пишут. Кто бы это мог быть?
Теория, мой друг, суха…
"Что же такое марксизм?" — подумал Геннадий Николаевич Тимченко.
— Эй, буржуй, чего тормозишь! — рявкнул конвоир.
"Это не догма, а руководство к действию", мысленно ответил на свой же вопрос бывший миллиардер и продолжил толкать тачку.
Рейтинг
Правдивая история.
Человек вошел в кабинет.
— Вы кто? — спросил сидящий за столом мужчина в штатском.
— Я Рейтинг. Лев Абрамович Рейтинг, — робко сказал человек. — Повестка вот у меня тут.
Мужчина в штатском обрадовался.
— Лев Абрамович, наконец-то. Давно, давно ждем. Я бы даже сказал — давненько! Кофе, чай?
— Чайку бы попил, — неуверенно сказал посетитель.
Хозяин кабинета предложил Льву Абрамовичу сесть, попросил секретаря принести чай и кофе.
— Что же вы, Лев Абрамович, нас огорчаете? — спросил мужчина в штатском, когда секретарша вышла.
— В каком смысле? — испуганно спросил Рейтинг.
— Да уж сами, небось, знаете, — хозяин кабинета показал на портрет на стене над столом.
— Нельзя так, — продолжил он. — Опять же, параллельно еще у всяких советских тиранов и душегубов цифры симпатии чуть ли не в два раза выше, чем у сами знаете кого. Неудобно как-то получается, вы не находите?
— Так это, — сказал Рейтинг. — Социология. Наука. Объективная истина.
Человек в штатском хохотнул.
— Истина конкретна. Так, кажется, говорил другой советский тиран и безбожник, заложивший бомбу под Россию, который отца-основателя этой вашей социологии Питирима Сорокина отправил на философском пароходе в бессрочную заграничную ссылку.
И продолжил:
— Нет, Лев Абрамович. Нам не объективная истина нужна. Нам нужна правда. А правда всегда одна. Вот, например:
Он протянул гостю листок. В нем аккуратным почерком было написано:
«Объяснительная.
Я, вратарь Мухин, приношу свои глубочайшие сожаления и чувствую искреннее раскаяние за свое недостойное поведение, которое я проявил во время хоккейного матча Ночной хоккейной лиги.
Дело в том, что когда президент нашей страны (храни его, Алину Кабаеву, и их детишек Господь) послал шайбу в мои ворота, я увидел, что она, то есть шайба, летит мимо. Естественно, я попытался в полете изменить ее направление таким образом, чтобы президент нашей великой страны забил бы еще одну шайбу, но чисто рефлекторно вместо этого поймал шайбу в ловушку.
Не знаю, как это случилось. Возможно, случилось это сил бесовских попущением за грехи мои.
Мне очень стыдно и моей вине нет оправдания.
Жизнь моя теперь сломана.
Вратарь Мухин».
— Вот, Лев Абрамович, как нужно относиться к своим ошибкам. А вы — 30 процентов доверия! Куда же это годится?
Рейтинг тяжело вздохнул.
— 99 процентов пойдет?
Мужчина в штатском хохотнул.
— Ну зачем же так радикально, Лев Абрамович? Чай не при советском тоталитаризме живем! Сколько положительно оценивают Сталина?
— 70 процентов.
— Ну вот, 72 процента будут в самый раз, да, гражданин Рейтинг?
Неожиданно в его голосе прорезался металл.
— Понятно?
— Да, — ответил обреченно Рейтинг. — Очень даже понятно.
Декрет
Референт положил на стол перед премьер-министром Медведевым папку с документами на подпись и удалился.
Дмитрий Анатольевич папку, — черная кожа, золотой герб на пол-обложки — открыл.
Первым лежало постановление об отмене Декрета о 8-ми часовом рабочем дне, принятого большевиками в 1917-м году.