— Только вот сделку совершало лицо, не имеющее никаких документов, отказывающееся сообщать свое имя и прочие данные, и которого как бы нет вообще — то есть вы. И это — преступление в соответствии с российским законодательством.
— Я готов ответить по всей строгости закона, — сказал мужчина все с той же слабой улыбкой. — Что меня ждет — поместите на два года в Центр временного содержания иностранных граждан? Как апатрида?
— Не знаю, гражданин, отчего вы так веселитесь…
Следователь явно начинал терять терпение.
— Вы не апатрид, не бомж. Вы неизвестно кто. И нам… и мне очень интересно узнать, кем же вы являетесь.
Мужчина пожал плечами.
— Узнавайте. Я, насколько помню, отпечатки пальцев сдал, и врачи меня исследовали, и даже пробу на ДНК у меня взяли. И как там?
— Никак. — Сказал следователь. — Ни по отпечаткам, ни по ДНК никаких совпадений. И портрета вашего нет ни в одной базе данных. Как будто вас не существует.
— Так меня и нет, — согласился мужчина. — Является ли преступлением согласно уголовному законодательству Российской Федерации отсутствие человека в регистре жителей страны? Предусмотрен ли такой случай законом, который только и имеет последнее слово в решении моей судьбы? Если меня — пусть формально — нет, то я, точно так же формально — ничего и не нарушил. Но если вот, например, я родился в тайном скиту старообрядцев в сибирской тайге, где меня вырастили и выучили?
— А имя они вам дали? — спросил следователь.
— Быть может они посчитали, что стоит дать мне имя — и я сразу стану кем-то. А они, эти предполагаемые старообрядцы — или, скажем, сектанты — того и добивались, чтобы я был никем.
Говоря это, мужчина не улыбался, но что-то ироничное в его тоне было.
— Это все очень интересно, — ответил следователь. — Однако я бы хотел ещё кое-что добавить. Как вы сами заметили, врачи наши очень внимательно вас исследовали и… Знаете, что они сказали?
— Нет, — отозвался мужчина. — И что же?
— Что вы абсолютно здоровы.
— Прекрасно, — сказал мужчина. — Это очень хорошая и позитивная новость, и я очень рад.
— Абсолютно, — продолжил следователь. — У вас даже нет ни одной пломбы на зубах. Поразительно для человека, выросшего в старообрядческом ските в Сибири!
Мужчина пожал плечами.
— Сибирское здоровье, что тут удивляться.
— То есть вы действительно из Сибири?
— Про Сибирь — это я просто пример привел, — сказал мужчина. — Как и про старообрядцев.
— Слушайте, ну вот почему вы не хотите открыться, кто вы? Ведь пока мы этого не выясним, вы из этого заведения — следователь обвел рукой — не выйдете. То есть из этого-то выйдете, но попадете в другое. Сегодня вас заберут у полиции, бумаги уже оформлены, и отвезут в распоряжение уже моего ведомства, и мы будет долго и старательно работать, пока не узнаем, кто вы и зачем вам и тем, кто за вами стоит — а за вами явно кто-то стоит, вся эта советская макулатура.
— Вот! — Мужчина даже обрадовался, — Вы сами сказали — макулатура. То есть материалы, не имеющие никакой ценности для вашей страны. Не рукописи какого-нибудь представителя русской религиозной философии, погибшего в Гулаге, не расстрелянного во время красного террора генерала. Советская макулатура.
Мужчина, декламируя эти строки на одном дыхании, даже привстал. Потом сел, сделал вдох.
— Вам это не нужно. Совсем не нужно.
— Однако есть еще вопрос о вас. Кто здесь вы? — выделяя каждое слово, сказал следователь. — И куда делись самолеты, вывозящие из страны всё это ненужное никому барахло, за которое были заплачены астрономические деньги? Может, в самом деле, на Луну? Учитывая ваше явно нечеловеческое здоровье? Вряд ли кому на этой планете нужен этот советский мусор. Даже в Северной Корее.
— А попробуйте меня святой водой, — нагнувшись к следователю, прошептал мужчина. — Окропить. Вдруг подействует?
Он не договорил, потому что следователь хлопнул ладонью по папке.