Миша совершил почти невозможное. Каким‑то неизвестным образом, он договорился о проведении выставки рядом с Кремлем в одном небольшом выставочном зале в Зарядье.
– Там же и гостиница «Россия» рядом, и Красная площадь. Иностранцев полно. А то, что вместе с картинами Юрия Ракши, так это еще лучше, – сильно картавя, рассказывал Миша. – Я в ярославской типографии цветные каталоги заказал. Если все пройдет хорошо, то следующая выставка уже в Болгарии будет. А там, может, и в капстраны пустят.
Через час Миша сам сбегал за вином в соседний магазин, руководствуясь принципом: если процесс невозможно остановить, то тогда лучше его возглавить. На закуску он взял почти килограмм сыра, который ему сразу порезали крупными кусками.
– Только вот твоих любимых валькирий на выставке не будет. Только через мой труп, – объявил Миша, сам разливая водку в откуда‑то взявшиеся стаканы.
– Почему это? – опешил Герман.
– А потому, что мы не та страна, где нужно немецких идолов рисовать.
– Какие идолы? Это герои народных эпосов! Вагнер же… Нибелунги… – раздраженно перечислял Гера. – Русские князья от них пошли. И вся наша история.
– И с русскими князьями и церквями у тебя тоже перебор.
– Какой перебор? Ты о чем?
– Я о том, что недавно новую Конституцию приняли, и там ни русских, ни татар, ни тем более евреев нет, а есть единая общность – советский народ и определенная идеология. Такие звоночки пропускать нельзя. А у тебя на половине картин или церковь, или еще что похуже.
– Что же, мне Брежнева с орденами рисовать? – почти выкрикнул уже сильно пьяный Герман.
– Не нравится Брежнев – рисуй космос и Гагарина. Но уж точно не немецких богов и рыцарей.
Гера обиженно оттолкнул уже столпившихся рядом с ними других посетителей и пошел в туалет.
Казалось, что даже кафель в маленьком туалете пропах мочой и хлоркой. Рядом с ним над писсуаром делал свое дело молодой парень.
– Слышал ваш разговор, – заговорил незнакомец. – Ты что, художник?
– Вроде того, – пробурчал Герман.
– А этот кучерявый кто?
– Он выставки организует…
– Еврей что ли?
– Еврей, – удивившись вопросу, ответил художник. – А что?
– Вот поэтому ему и мешают русские церкви.
Герман сделал дело, сполоснул руки над пожелтевшей раковиной и, не отвечая, пошел в зал. Парень двинулся за ним.
– У тебя и так полно завистников, – продолжил разговор Миша, – зачем им давать повод? Иногда надо свои хотелки засунуть себе в жопу
– Вот ты и засовывай, – вмешался в разговор парень из туалета. – У нас в Копейске я бы тебе все сразу объяснил…
Миша посмотрел на него своими печальными еврейскими глазами и, не отвечая, опять обратился к Герману:
– У нас теперь история начинается с Великого Октября. А то, что было раньше, нужно потихоньку забывать.
– Сначала ты забываешь, откуда ты идешь, а потом перестаешь понимать куда идешь, – раздраженно ответил художник.
– Если перестанешь понимать – тебе из телевизора объяснят, – поморщившись, тихо сказал Михаил.
– Мишенька, дорогой мой, если народ бредет из ниоткуда, то он и придет в никуда. Не выживет, растворится… Тебе ли это не знать, – сбавил тон Герман.
– Если ты тоже намекаешь на то, что я еврей, – вдруг обиделся Миша, – то мы хорошо помним, откуда мы и куда идем. А вот если ты будешь спорить с линией партии, то твоими картинами, в лучшем случае, будут сортиры в таких пивных украшать…
Утром Максим проснулся в незнакомой комнате от того, что его тряс за плечо Миша.
– Вставай. Сейчас Снежана позвонила. Герман повесился.
Глава 3
С трудом восстановив хронологию событий вчерашнего дня, Максим вспомнил, что после пивбара они всей компанией поехали к Мише, и продолжили спор у него на кухне. В какой‑то момент Гера собрался домой, а Илья пошел его проводить. А он же остался ночевать у гостеприимного хозяина.
Миша и Максим быстро собрались и через несколько минут были уже на улице. Между окнами первого и второго этажа по всей длине старого пятиэтажного дома, в котором жил Михаил, была коричневой плиткой выложена надпись: «Жилтоварищество – наша крепость». Михаил, заметив удивление гостя, пояснил:
– До революции в доме богатые люди жили, потом все разделили и раздали комнаты нуждающимся. Читал «Собачье сердце»? Если нет, могу дать. У меня есть номер «Граней» с этой повестью. Очень занятно, – Миша говорил быстро, пытаясь отвлечься от случившегося. – А ты действительно в прокуратуре работал? – покосившись, спросил он. – Не нажалуешься на меня из‑за самиздата? А то мне проблемы не нужны.