А.Ш. Тем не менее Нюрнбергский трибунал признал преступными все войска СС без исключения.
А.П. Совершенно верно. Конечно, они творили то, что не нужно было делать, но в меньшем масштабе, чем могли бы.
А.Ш. Так, что им надо еще спасибо сказать? А ведь известно, что после атаки, набрав какое-то количество пленных, танковый батальон мог развернуться и прокатиться по ним.
А.П. Война есть война.
А.Ш. А вам самому приходилось убивать?
А.П. (Пауза.) Ну, говорю честно — мне приходилось стрелять в людей в упор. Удовольствия не испытывал. Но если мне поставят нашего долгогривого, вашего с украшениями (имеется в виду раввин. Но почему с украшениями? — А.Ш.) и кретина в чалме — вот этих служителей, я попрошу вашей помощи только в одном: подавать мне заряженный магазинами автомат. Понимаете, человеку прошедшему такую жизнь, трудно поверить в бога. Если он есть, он не должен был допускать того, что я вам буду рассказывать. Ну, бог с ним, есть бог, уговоримся на том. Зачем мне — Толстой прав, зачем мне посредник между мною и богом, зачем?
Ну что ж, настало время приоткрыть завесу над моим собеседником. Последующий его рассказ объяснит нам не все, но многое. Мой герой — советский разведчик, более 20 лет проведший в заграничных «командировках».
А.Ш. И все-таки, когда и где вам приходилось стрелять в людей?
А.П. Ну приходилось, так сказать, в некоторых обстоятельствах. Вот я с большим удовольствием расстрелял пару, сам. Совершенно случайно я обнаружил их в Германии. Было это между селением Тамбах и городом Гота. Я сопровождал в лагерь репатриантов группу советских товарищей из Франции. Товарищей, которым, как тогда говорили, мать-родина простила, а НКВД-сволочь — нет. Сдал группу и на обратном пути на улице обнаружил двух своих бывших коллег. Увидев меня в форме советского полковника, они испытали шок, даже не ругались. Приволок я их в американскую комендатуру, помогли американские солдаты и наши, которые меня сопровождали. Это был 45-й год, август, когда американцы с англичанами на нас молились. Если бы я их привез в советскую, то они попали бы к Абакумову, а потом в лагерь.
Справка: Абакумов Виктор Семенович (1908–1954) — в 1943–1946 гг. — заместитель наркома обороны СССР, начальник ГУКР «Смерш» НКО СССР. С мая 1946 г. по июль 1951 г. — министр государственной безопасности СССР. Арестован 13 июля 1951 г. 19 декабря 1954 г. Военной коллегией Верховного суда СССР приговорен к расстрелу.
Я вам расскажу, что сделал один из них на моих глазах, а второй был не лучше, поэтому, когда я американцам все объяснил, разговаривали, кстати, на немецком языке, английского я не знаю, и было смешно — победители говорят на языке побежденного. Был там американец, майор Штрайк, еврей, видимо, Штрайк — переделанная фамилия, с которым я случайно познакомился в комендатуре. А я представитель миссии по репатриации. О том, что бывший эсэсовец, конечно, никто не знает. Так вот я объяснил Штрайку, кто эти «товарищи», И предложил: «Давайте, братцы, отвезем в лесок и не будем ни вашему Верховному командованию докладывать, ни моему. Шлепнем». Август-месяц 45-го года, в Германии порядка не было.
Американские «товарищи» дружно поддержали мою инициативу. Американцы, между прочим, порасправлялись первое время, пока на них не цыкнули, жутче, чем мы. У них был свой метод расправы с эсэсовцами — связывали по девять человек в звено, а сверху пропускали «Шерман» — 32 тонны, или привязывали две канистры с водой на шею и в воду — плыви, если сможешь. Были и другие способы.
А.Ш. А за что все-таки вы этих расстреляли?
А.П. Ну как вам нравится, например такая веселая картина. Весна, 44-й год. Немцы уходят из многих мест. В районе, за Новоград-Волынском место, где расстреляли несколько тысяч евреев. Расстреливали, по-моему, поздней осенью. А теперь немцы следы решили заметать. Значит, вскрыть могилы, облить горючим и сжечь. Зимой трупы не разлагались. Когда вскрыли могилы, только- только начиналось разложение. И вот могила, в которой несколько тысяч женщин. Только женщины, женский транспорт видимо был. Когда землю вскрыли, пар оттуда пошел. И вот эта сволочь стоит и изволит шутить: «Какие горячие!» А перед нами лежит девчоночка лет 17-ти-18-ти…
А.Ш. Извините, а вы в качестве кого присутствуете?
А.П. Я в качестве немецкого офицера в командировке. В одном из лагерей занимаюсь набором рабочей силы для моего завода. А эти двое командуют…
Я стою рядом. И вот девчоночка изумительной красоты, ну, гнить еще не начала, но пар идет. «Какие горячие, если бы знал, я бы на несколько дней продлил ее жизнь». Вот вы понимаете, что я в этот момент чувствовал! Я готов был к провалу. Если бы он на меня посмотрел, он бы увидел, что рука потянулась вот сюда. (Показывает слева на живот, где на ремне немцы носили пистолет). Думаю, сейчас хлопну в тебя и скажу: «Ну, лежи, сволочь, рядом», причем в живот, как они любили делать. Четыре пули в живот — эсэсовский квадрат называлось.