Терновое было очищено от врага лишь несколько дней спустя.
А потом было Ильинское, Колбино, которые освободила рота старшего лейтенанта Асессорова. Обойдя деревню с тыла, танкисты в коротком бою перебили весь оборонявшийся здесь гарнизон.
С хорошей завистью воспринял Петр Трайнин и подвиг своего товарища механика-водителя старшины Селезнева. Это он, встретив в районе Ильинского вражескую колонну, смело пошел на сближение с ней. Таранил несколько грузовиков, машину с сидевшими в ней фашистскими офицерами, а затем стал давить прицепленные к автотягачам артиллерийские орудия. Остальной экипаж в это время расстреливал из пушки и пулеметов разбегавшихся по полю гитлеровцев.
Жгучей болью отозвалась в сердце Петра — да и не только у него! — весть о гибели комиссара бригады полковника Аплеснина. Это был душевный, кристально честный и бесстрашный человек, партиец ленинского призыва, не устававший повторять: «У меня, товарищи, как у коммуниста, есть всего лишь одна привилегия — быть впереди!» И этой своей привилегией он — в какой уже раз! — воспользовался в бою у деревни Ездочное. Когда там под сильным пулеметным и минометно-артиллерийским огнем залег было батальон автоматчиков бригады, Аплеснин, ни минуты не колеблясь, бросился к бойцам и с криком «За Родину, герои!» повел батальон вперед. Ездочное было освобождено от врага, но сам комиссар был сражен на окраине деревни.
Да, каждый километр родной земли, освобождаемой от ненавистных захватчиков, давался дорогой ценой. Ведь еще вчера Петр Трайнин вместе с товарищами хоронил своего любимого командира — комбата капитана Лопенина. Узнал о гибели начальника штаба бригады полковника Зудина. А вот теперь не стало и полковника Аплеснина...
Но гибли не только люди. Горела и сталь. К 17 января в 150-й отдельной танковой бригаде в строю осталось боевых машин столько, что, сведенные воедино, они по количеству составили численность одного-единственного танкового батальона. Из остатков батальона автоматчиков была сформирована всего лишь рота.
И все-таки бригада жила и сражалась, получая задачи не как батальон, а как полнокровная бригада. И когда войска фронта новым мощным ударом прорвали вражескую оборону в районе Россоши, Острогожска и Алексеевки, ей было приказано идти вперед, чтобы впоследствии принять участие (опять же как отдельная танковая бригада!) в освобождении западной части Воронежа от немецко-фашистских захватчиков.
Да, это была задача, посильная укомплектованной танковой бригаде. Ибо на пути к Никольскому и Еманче противник создал целый ряд сильнейших опорных пунктов, брать которые стоило немалого труда.
И первым таким опорным пунктом стала деревня Прокудино. Это была большая деревня, с каменными строениями, которые гитлеровцы приспособили для обороны.
К тому же Прокудино стояло, как выразился старший лейтенант Хватов (он теперь командовал сводным танковым батальоном), «на семи ветрах» — на возвышенности, и вокруг, куда ни кинь взгляд, лежала заснеженная, без единой складочки, безлесая равнина. Как тут подступишься?
Попробовали подступиться с ходу — не вышло. Только потеряли танк, подорвавшийся и сгоревший на минном поле.
Отошли на исходный рубеж. В ночь послали саперов проделывать проходы. И с утра — новая атака. На этот раз перед Прокудино осталось два танка.
Две тридцатьчетверки на снежном поле... Нет, они не загорелись, как та, что накануне подорвалась на мине. Они стали от огня вражеской противотанковой артиллерии. И полученные повреждения были, видимо, устранимы, так как экипажи подбитых машин хотели сделать это сами.
Попытались, но как только танкисты выскочили из машин, сразу ударили несколько вражеских пулеметов. Потом из Прокудино высыпали фашистские автоматчики. Они явно хотели взять экипажи в плен. Вернее, тех, кто остался в живых. Ведь танкисты бригады видели, как под пулеметным огнем попадало несколько их товарищей.
Вражеских автоматчиков отогнали от подбитых тридцатьчетверок огнем с места. Большего бригада пока сделать не могла — не пускать же под прицельный огонь врага остальные танки! Гитлеровцы, похоже, только этого и ждут. Вон ведь не стреляют по неподвижным машинам, оставляют их в качестве приманки...
Петр Трайнин ходил — туча тучей. Еще бы! Сколько уже потеряно в боях друзей! И еще один — Блинохватов. Тот самый старший сержант Блинохватов, с которым Петр подружился еще на заводе, где комплектовались маршевые роты для их бригады. Теперь же его друг и товарищ — там, в одной из маячивших перед Прокудино машин. И еще не известно, жив ли...