— Что, напиться хотел? — свесился к нему старшим лейтенант Назаренко. Он стоял в своем люке — бодрый, свежий, будто у него и не было за плечами вчерашнего напряженного дня и этой бессонной ночи, в течение которой они и еще два танка плутали в потемках, дважды застревали, продвигаясь сюда, к тальниковым зарослям, подступавшим к дороге.
— Да нет, умыться хотел, — ответил Петр. — Лицо будто клеем стянуло.
— А ты вон из лужицы умойся, — показал сверху командир на колдобинку. — Там вода чистая, отстоялась.
— Да уж ладно, и так сойдет, — махнул рукой Трайнин. Поинтересовался: — А Бережнев-то с Ляховым что, подремали?
— Как же, задремлешь тут, — высунулся по пояс из открытого люка стрелок-радист. — И рад бы, да сон не идет. — Посоветовал Петру: — А ты, старшина, кончай топтаться. Залезай, посиди.
— Не-ет, мне нельзя, — поправляя шлемофон, сказал Трайнин. — Ноги затекут сидя-то. А им скоро такая чувствительность будет нужна...
Договорить ему не дал Назаренко. Встрепенувшись, oн прижал обеими руками наушники своего шлемофона, несколько секунд вслушивался в оживший эфир, потом коротко бросил:
— Понял... — И уже Трайнину: — Трогаем!
Привычно, ногами вперед, Петр забрался на свое место, захлопнул люк. Запустил двигатель. Чувствуя, как враз вспотели ладони, вытер их о комбинезон. Включил передачу, взялся за рычаги. Прежде чем тронуть машину с места, выдохнул, ни к кому конкретно не обращаясь:
— Ну, пронеси...
Мост все ближе, ближе. До него уже метров триста, не больше. Тишина.
— Смотри-ка, в самом деле не стреляют, — послышался в наушниках приглушенный голос Назаренко. — Затаились, сволочи!
— Значит, клюнули. Ждут, — облизнул пересохшие губы Трайнин. — Ну и пусть подождут... Только бы они перед мостом нас не пометили. А там...
— Думаю, не станут. Раз клюнули, не станут, — ответил Назаренко.
Мост — вот он, рядом. И куча толовых шашек на нем. «Ну теперь держись, Петр! — приказал сам себе Трайнин. — Выравнивай машину еще на подходе. Никаких остановок, только с ходу! И не переборщи с левой гусеницей, а то рухнешь прямо в реку».
Въехав на настил, опять же приказал себе напрочь забыть, что в любое мгновение может взлететь на воздух. И еще отметил, что теперь-то фашисты наверняка не выстрелят по нему. В противном случае сдетонирует тол... Значит, будут бить, когда танк окажется на той стороне. «Но я вам этого не позволю, нет!» — мысленно, со злорадством бросил он тем, кто наверняка уже наметил себе линию, черту на дороге, когда выпустить снаряд по советскому танку.
Трайнин уже сотню раз прорепетировал в мыслях свой маневр, который он должен вот-вот совершить. Только бы достичь намеченного им рубежа.
Вот впереди осталась лишь узенькая полоска настила. Пора! Петр резко берет на себя правый рычаг и одновременно до конца вдавливает педаль подачи горючего. Танк круто разворачивается вправо. Так круто, что его корма даже зависает над рекой. Но уже подан в исходное рычаг, и машина, рванувшись вперед, вцепляется траками в грунт...
Переключиться на третью (Петр вел танк по мосту на второй передаче), а затем и на четвертую передачу было делом секунд. На высокой скорости тридцатьчетверка налетела на дзот справа, обрушила его (к счастью, именно в этом дзоте, как выяснилось позднее, находился вражеский сапер, который и должен был крутануть ручку подрывной машины. Но не успел...), с ходу ударила броневым срезом по первому орудию (прислуга даже не успела разбежаться), потом подмяла под гусеницы второе и третье. Трайнин хотел было развернуть машину на дзот слева, но Назаренко крикнул:
— Да черт с ним, с этим дзотом! Давай вперед, в село! Оставь дзот другому танку! Вон он, уже подкатывает к мосту. И третий следом поспешает...
Влетели в Страхолесье. За первыми же домами обнаружили артиллерийскую батарею противника. Расчеты суетились у орудий, ведя огонь в противоположном направлении. Видимо, отбивали демонстративную (так было заранее обусловлено) атаку главных сил бригады с северо-востока.
Гитлеровцы у орудий спохватились слишком поздно, их расстреляли из пулеметов. Пушки же давить не стали, авось пригодятся и самим. Вместе с догнавшими их двумя танками стали продвигаться к центру села. А с северо-востока на улицы Страхолесья накатывались уже остальные машины бригады...
Итак, Страхолесье наше! Выбитые из него гитлеровце спешно отошли в соседнее село. Их не преследовали: за два дня боев израсходовали почти все горючее, требовалось пополнить и боезапас.
Едва Петр вылез из танка, чтобы размяться, как к их машине не подошел — подбежал комбат майор Безруков. Не в силах сдержать своих чувств, сграбастал Трайнина в охапку, закричал почти в самое его ухо: