— Я как раз и хотел вас об этом просить, товарищ полковник. Хотя бы отделение.
— Хорошо, договорились... Ну а теперь об обстановке на самом мосту. Охрана большая?
— Никак нет, товарищ полковник, — выступил вперед теперь уже командир разведчиков, невысокий, но кряжистый лейтенант. — Охрана — до взвода, не больше. Перед мостом пулеметное гнездо, парный патруль. Сменяется через каждый час. За мостом у немцев — два блиндажа. Думаю, один для охраны, а другой для подрывников.
— Думаете? Это не доклад, лейтенант! — хмуро посмотрел на разведчика Соммер. — Нужно точно знать, где находятся подрывники. И уничтожить их вместе с адской машинкой в первую очередь!
— Понимаю, товарищ полковник. На ту сторону смог переплыть лишь сержант Вавилов. Он у этих блиндажей целый час просидел, но выяснить что-либо конкретно не удалось. Уж больно бдительные у них там часовые.
— А как же вы намерены действовать впредь? Тоже наугад?
— Никак нет. Снимем пулеметчиков, патруль на мосту, потом и до часовых у блиндажей доберемся. У меня ребята надежные.
— Смотрите, лейтенант! Ведь этот мост для нас... Короче говоря, — мост надежды, понятно?
— Так точно, товарищ полковник!
* * *
И было все. И трудный, буквально след в след, провод танков по узковатому валу, и дрожь измученного тела после того, как наконец-то загатили те сотни раз проклятые метры до шоссе. Теперь же подошла пора ожидания. Томительного, напряженного. Он стоял в открытом люке. Ждал, что вот-вот в стороне моста грохнут разрывы гранат, застрочат автоматы.
Но было тихо. Так тихо, что звенело в ушах.
Правда, в одном можно было быть теперь уверенным: пулеметчиков, да и часовых разведчикам снять удалось. Иначе б со стороны моста раздались бы выстрелы. Значит, задержка с разминированием?
...Малов так ждал сигнала, что вначале до него даже как-то и не дошло, что это грохнули за мостом гранаты. И лишь когда в небо врезалась желтая ракета, он, охнув, полез вниз. Захлопнув за собой крышку люка, скомандовал механику-водителю:
— Заводи, вперед!
И, переключившись уже на внешнюю связь, бросил в эфир:
— «Сосна», я «Чайка». Делай, как я!
Это — Кондрашину.
Что они уже на мосту, Малов понял по гулу настила. Теперь бы поскорее проскочить на тот берег.
Мост оказался длиной метров сто, не меньше.
— Дима, теперь круто вправо, уходи с дороги, — приказал Малов. И тут же предупредил: — Смотри в оба, где-то здесь наши разведчики с саперами. Включи-ка на время фару.
Но лучше бы этого было не делать. Едва лучик фары прорезал ночную мглу, как неподалеку от их тридцатьчетверки разорвался снаряд. Затем еще и еще.
— Выключи свет! — крикнул Малов. — Движение — по фронту! Туда — обратно. Веди машину зигзагами.
По вспышкам выстрелов Малов определил, что вражеские батареи расположены у леса, по обе стороны дороги. Мелькнула тревожная мысль: как бы Кондрашин не напоролся на эти орудия. Хотя они и условились, что он сразу же возьмет влево.
Кстати, проскочил танк Кондрашина вслед за его тридцатьчетверкой или нет?
Решил связаться с напарником. Включил приемник на передачу, запросил:
— Я «Чайка», я «Чайка». «Сосна», как слышишь меня, прием...
Молчание. В наушниках — лишь треск эфира. Что за чертовщина? Почему Кондрашин не отвечает? Вышла из строя рация? Маловероятно... Но что же тогда случилось?..
— «Сосна», я «Чайка», как меня слышишь? Как слышишь, «Сосна», прием!
Молчание...
Этого еще не хватало! Выходит, он один на этом берегу? Да-а, дела! Как же докладывать командованию? Все, как есть?.. Нет, нужно подождать до рассвета. А там видно будет. Может, действительно у Кондрашина просто рация вышла из строя.
Подкрутил рукоятку настройки. Нашел волну командира бригады, передал:
— Я «Чайка», я «Чайка». «Стрела», слышишь меня? Мост проскочил. Две немецкие батареи ведут огонь. Я «Чайка», прием...
Спокойный голос Соммера ответил с того берега без промедления:
— «Чайка», я «Стрела». Вас понял. Держитесь до подхода главных сил!
— «Стрела», я «Чайка». Будем держаться. Выстоим!
Но где же все-таки Кондрашин?.. Сменил волну, вновь начал вызывать:
— «Сосна», я «Чайка», слышишь меня? «Сосна»...
И вдруг волна ожила! Выдала хрипловатое:
— «Чайка», я «Сосна», мы застряли. Слышишь, «Чайка», мы застряли! Принимаю меры. Конец связи...
Теперь Малов испытывал сразу два чувства. С одной стороны, облегчение: Кондрашин наконец-то отозвался.