А с другой — непроходящую тревогу. Значит, на напарника рассчитывать не приходится. «Ну что ж, будем держаться наличными силами! — приказал сам себе Малов. — Не впервой. Тем более, что сейчас пехотное прикрытие имеется. Кстати, как там мой десант? — Высунулся из люка, глянул за башню. — Спешились. Правильно сделали, могло и осколками посечь. Теперь окопаются, приготовятся. Что-то будет, когда рассветет?..»
Тем временем фашисты уже прекратили огонь, решив, видимо, не жечь зря снаряды по невидимому советскому танку. А вот с утра, когда развиднеется...
Рассвет же — не за горами. Вон ведь, уже и небо студенистым становится. Значит, скоро.
* * *
На счастье, с рассветом удалось обнаружить выемку. Загнали в нее машину, укрылись чуть не по башню. Малов, приоткрыв крышку башенного люка, посмотрел влево, в сторону моста. Его пехотное прикрытие успело окопаться. Это уже хорошо.
Вдруг где-то в глубине леса, вначале глухо, а затем все явственней, зарокотало. По звуку — танковый двигатель. Сомнений нет: фашисты хотят заставить советскую машину обнаружить себя. Вскоре из леса выкатил вражеский танк. Осторожно, словно на ощупь, пошел прямо к мосту. Явно провоцирует. Ну что ж, встретим.
— Приготовиться! — выждав, подал команду Малов. — Бронебойным... Огонь!
Тридцатьчетверка знакомо дернулась от выстрела. И тут же Малов увидел, как немецкий танк качнулся, словно наехал гусеницей на валун, развернулся, встав поперек дороги.
— Огонь! — повторно скомандовал младший лейтенант.
И вражеский танк вначале нехотя, а затем все сильнее зачадил. Но радоваться успеху некогда. Они уже обнаружены. И вот-вот тридцатьчетверку накроет шквал артиллерийского огня.
— Дима! — крикнул Еремину Малов. — Давай задний ход! И — вдоль берега! Да зигзагами, зигзагами!
Но странное дело, вражеские батареи на этот раз молчали. Неужели снялись по темноте и отошли? Не может быть.
И вдруг... Вот теперь-то он понял, почему молчали вражеские батареи. Как это он просмотрел, когда немцы подкатили эти два орудия?! Они всего метрах в четырехстах. Теперь ждут, что танк, развернувшись, пойдет в обратную сторону.
«Что ж, надейтесь, — со злорадством подумал о вражеских артиллеристах Малов. — А вот мы вас сейчас...»
Но не успел он подать команду, как возле левого фашистского орудия вскинулся султан разрыва. И в тот же миг в наушниках у Малова раздался возбужденный голос:
— «Чайка», я «Сосна», мы на твоем берегу! Принимай помощь! Иван, ты слышишь меня? Я на твоем берегу! Бью по двум противотанковым!
Это был Кондрашин.
С противотанковыми пушками они вдвоем расправились довольно быстро. И вот тут-то злым огнем ощетинились молчавшие до поры артбатареи со стороны леса.
Обе тридцатьчетверки утюжили прибрежную полосу безостановочно, не отвечая на этот огонь. Малов и Кондрашин были уверены, что главное — впереди. Следовательно, нужно беречь снаряды.
Но снаряды — это еще не все. Таяло и горючее в баках.
Уже не раз рука Малова тянулась к ручке радийной настройки. Не терпелось переключиться на знакомую волну «Стрелы», поторопить. Но командир бригады, конечно же, и сам отлично понимает, что им здесь, за мостом, не сладко. И коль не выходит пока в эфир, значит Таплакен оказался довольно крепким орешком. Следовательно, и там сейчас жарко.
Мысли Малова перебил тревожный доклад Разгулина:
— Командир, танки! Идут на мост... с пехотой!
Младший лейтенант приник к смотровой щели. Действительно, из леса на равнину выкатилась одна стальная коробка, вторая... Ого, пять танков! И автоматчиков за ними — не меньше роты.
Вот оно — главное, начинается!
— «Сосна», я «Чайка», видишь коробочки? — запросил Кондрашина Малов.
— Вижу, — коротко ответил тот.
— Не горячись, подпускай ближе.
Вражеские танки шли неспешно, не отрываясь от пехоты. Огня не вели. Зато артбатареи буквально ошалели.
И Малов понимал тактику врага: гонять, гонять советские тридцатьчетверки по береговой кромке, не давать им возможности даже на короткую остановку.
Но — хитрость на хитрость. Вот этого-то фашисты явно не ожидают. И Малов командует своему механику-водителю:
— Дима, разворот! Идем с фрицами на сближение! — И уже по внешней связи: — «Сосна», делай, как я!
Да, гитлеровцы действительно не ожидали подобного. Советские тридцатьчетверки не мечутся по берегу, а на высокой скорости вырвались из огненной полосы и идут на сближение! Это же против логики!
Батареи, не успев сменить прицел, выбросили еще с десяток снарядов по пустому месту и ... смолкли. Ведь теперь можно угодить и по своим. Именно это и учитывал Малов, решаясь на столь дерзкий маневр. По его команде Еремин тут же взял на себя оба рычага управления. Тридцатьчетверка замерла. Грянул выстрел. Фашистский танк вздрогнул и стал, раскуриваясь чадным дымом. Его сосед начал было разворачивать угловатую башню, да не успел. Страшной силы взрыв приподнял и скинул эту башню в сторону. Снаряд, выпущенный танком Кондрашина, попал, видимо, в боеукладку.