Как-то, гуляя, мы встретили пожилого человека.
— Это видный деятель компартии Финляндии Адольф Тайми. Финны его освободили по нашему требованию весной 1940 года вместе с Тойво Антикайненом. Вот это подпольщик! Ему есть что вспомнить! Когда-нибудь и ты будешь такой, внукам будешь рассказывать, как ходила в тыл врага, как выполняла задания Родины…
На пустынном острове занимались физической подготовкой. Я быстро бегала, хорошо стреляла, дважды прыгала с самолета на парашюте.
Федор Тимоскайнен, он отвечал в нашем ЦК комсомола за военно-физкультурную работу, хвалил меня.
— У тебя значительные успехи, — подбадривал меня Андропов, когда мы сидели в очередной раз на нашей скамейке, недалеко от реки. — Будет из тебя хороший подпольщик. Ты еще и орден получишь. Но ты, Марийка, должна помнить, что тебя могут схватить и мучить.
— Я не дамся живой, — отвечала. — У меня будет револьвер, я умею с ним обращаться.
— Не надо умирать, надо выжить и бороться с захватчиками. У тебя, скорее всего, не будет ни револьвера, ни документов. Хорошо бы тебе попасть в больницу. Сказать, что боли справа, внизу живота. Ты наведешь врачей на то, что у тебя аппендицит. Врачи сделают небольшой разрез, но, увы, там ничего не обнаружат. Ты лежишь в больнице, поправляешься, и тут наступает главный момент — тебе дают справку, настоящую справку, что ты находилась на лечении. У тебя окажется подлинный документ. С ним ты и будешь жить без всяких опасений. Веди себя скромно, чтобы не было у соседей подозрений. Ходи в церковь, да-да, в церковь, прислушивайся там к разговорам, знакомься с молодежью.
Очень часто Андропов говорил мне:
— Помни, Марийка! Если тебя схватят, бросят в тюрьму или в лагерь, ищи верных людей, поднимай боевой дух, пропагандируй великий сталинский наказ: «Наше дело правое, победа будет за нами!» Всегда и везде помни, что ты комсомолка, что мы с тобой.
Андропов всегда был занят, всегда в своих мыслях. Раздражался редко. Если сердился, то губы его делались тонкими и бледными, глаза становились холодными, чужими. Но случались и минуты веселья. Тогда его словно подменяли. Смеялся он заразительно, хотя и тихо, снимал очки, и глаза его тоже смеялись. Иногда он пел под гитару. Наши девушки всегда просили спеть романс «Я встретил Вас, и всё былое…». Слушали, забыв обо всём на свете. Витали в облаках.
Юрий Владимирович предполагал послать меня одну. Я просила дать мне оружие.
— Какое оружие? Ты ведь идешь с рытья окопов. У тебя руки должны быть в мозолях, вот об этом думай. Руби дрова, греби на веслах…
Но всё вдруг изменилось. Андропов сообщил, что я пойду в составе группы. Через пару дней прояснил задачу: в Паданах создается подпольный Сегозерский райком партии и райком комсомола. Назвал фамилии: Игнатьева — первый секретарь райкома партии, Няттиев — второй секретарь, Матвеев — третий секретарь райкома, Бультякова — секретарь райкома комсомола. Артемьева Мария — радистка. И еще будут двое со специальным заданием, но они появятся позже.
В августе нас всех собрали в кабинете Куприянова. Геннадий Николаевич поздоровался с каждым за руку. Сказал, что Москва требует активных действий. По тылам врага двинулись партизанские отряды, во всех районах будут работать подпольные райкомы, звать людей к борьбе с захватчиками. Наша задача — вселять веру в людей, находить верных товарищей, создавать актив и всем говорить, что Красная Армия победит и оккупанты будут разбиты, если не сегодня, то завтра.
10 августа 1942 года мы выехали на станцию Кочкома. Оттуда на полуторке в сторону фронта. Нас сопровождали красноармейцы, помогли нести наши сидора. Тяжелые мешки у нас получились. Такие, что мы еле отрывали их от земли. У Марии Артемьевой к тому же еще радиостанция, батареи питания Дали сопровождающего Макарова. Особняком держались те двое, со спецзаданием: Стаппуев от НКВД и Терентьев от госбезопасности.
Шли ночами. Днем спали. На вырубках собирали малину, чернику. Иногда ловили рыбу. Варили уху.
Вскоре начались неприятности: Терентьев и Стаппуев при переправе каким-то образом загубили мешок с сухарями. Им поручили нести этот мешок. Ом сказали, что уронили мешок в речку и он уплыл. Игнатьева возмутилась, принялась укорять Терентьева. Тогда он ей ответил: у меня особое задание, и я могу идти сам, в одиночку. Вы мне не указ, дескать. Мы все это слышали. На меня сильно подействовал слова Терентьева. Как это «пойду один»? Ты обязан найти людей в Паданах, которые приютят Игнатьеву. А какое такое особое задание у него было, нам не говорил. То ли мост должен взорвать, то ли дорогу минировать. Он толовые шашки в мешке нес. Хвастался перед Артемьевой. Вначале он за ней стал ухлестывать, Маша его отшила. Как можно шашни заводить, когда идем на боевое задание? Неприятный тип. Не умывался. Ногти длинные отрастил, финкой выковыривал грязь из-под ногтей на привале. Когда ели из общего котла, он быстрее всех работал ложкой. По бороде текло. Не жуя глотал, даже как-то костью рыбьей подавился. А сам — высокий, мощный. Руки как грабли, любого за шкирку поднимет. Взгляд только неприятный, недобрый какой-то. Сразу сообщил мне и Артемьевой, что неженатый. Всё надо мной насмехался. Цыпленком обзывал. Я и впрямь была тощая, шея тоненькая. Однако не я, а он уронил в реку мешок с сухарями.