– Послушай-ка, милая моя, – рассердилась Пятая, – я знаю этого засранца всю свою сознательную жизнь. Так что не спорь. Если я говорю, что письмо написал Джирайя по собственной воле, пусть и, будучи слегка не в себе, значит, так оно и есть. Насчет иллюзий и прочей ерунды о промывании мозгов: я скорее поверю в слухи о его смерти, потому что здесь твое «всякое может случиться» действительно подходит, но не в тот факт, что кто-то может управлять моим бывшим... э... сокомандником как марионеткой. К тому же с ним Наруто. Надо ли мне напоминать, что обычно бывает, если мальчишка сильно рассердится?
Шизуне собралась возразить, но передумала и просто спросила:
– Так, значит, вы решили пойти на встречу?
– Да. – Хокаге еще раз просмотрела письмо. – Он пишет «утром в четверг»... А сегодня что?
– Среда.
– Отлично. Значит, готовься. Завтра с утра мы с тобой отправимся к водопаду и выясним, что там с ними произошло.
– Но Джирайя-сама написал, что хочет поговорить наедине.
– Ничего страшного, еще он написал, что им нужна консультация медика. Лишний специалист не помешает. Надеюсь, они с Наруто не подхватили какой-нибудь триппер. В противном случае, придется выбить им мозги. Ты будешь держать, а я бить. Захвати леску.
Джирайя мерил шагами террасу снятого в Отакуку домика и курил одну сигарету за другой. К курению он пристрастился несколько месяцев назад, когда стала более-менее ясна ситуация, в которой оказался Наруто. Как оказалось, пара-тройка сигарет помогает отвлечься от грустных мыслей, но голова при этом остается ясной. Главное достоинство перед выпивкой.
Саннин затянулся в последний раз, затушил окурок и бросил его в переполненную консервную банку, служившую пепельницей. Потом спустился с террасы и пошел по улице, чтобы проветриться. Вернуться в дом, воняя табаком, он не мог – Наруто, прочитав как-то раз в журнале для молодых мамаш, что сигаретный дым крайне вреден для беременных, начинал вопить, лишь почуяв «аромат» курева.
– Убить нас хочешь?! – возмущался он каждый раз, как видел своего наставника курящим.
Да, и теперь джинчурики иногда говорил про себя во множественном числе. «Мы идем спать», «Мы есть хотим», «Нам нужны новые сандалии»... Это одновременно и раздражало и умиляло Джирайю, плюс вызывало сочувствие, да и что греха таить – чувство вины. Саннин быстро догадался, в чем причина такого поведения: Наруто большую часть своей недолгой жизни был один-одинешенек, а теперь у него появился шанс обзавестись близким родственником, пусть и таким, мягко говоря, своеобразным способом.
Джирайя обошел квартал кругом и вернулся к дому, где они с Наруто жили последние пару недель. Домик был двухэтажный и совсем крошечный: три комнаты – одна большая на первом уровне, две небольшие спальни наверху, маленькая кухня и санузел. Саннин отворил входную дверь и вошел внутрь.
Наруто сидел перед телевизором и смотрел очередную сопливую мыльную оперу про любовь, откусывая по очереди от двух шоколадок. К подобному рода телешоу он пристрастился с полгода назад, очевидно, гормональная перестройка была этому причиной. Вокруг валялись книги (в основном пособия по фуиндзюцу), различные свитки (с описаниями техник), заготовки печатей (Наруто тренировался их чертить) и другая ерунда вроде оберток от конфет и шоколада, стаканчиков из-под быстрозавариваемой лапши, плюшевых игрушек и клубков шерстяной и хлопковой пряжи голубого, белого и оранжевого цветов. Нитки, к слову, появились одновременно с сериалами. Просто однажды ученичок продемонстрировал Джирайе журнал по вязанию и сказал:
– Купи мне шерсти. – Один из случаев, когда джинчурики говорил о себе в единственном числе. – Пожалуйста. Хочу попробовать связать эти... носочки малышу.
– Ради всех богов, Наруто!.. – ужаснулся саннин. – Я понимаю, что сейчас ты выглядишь как девушка и ты в... интересном положении, но на самом-то деле ты парень!
Узумаки фыркнул:
– И чего? По-твоему, парень не может вязать? Между прочим, вязание может использоваться как средство от депрессии. И еще – развивает гибкость пальцев. Я буду «ин» еще лучше складывать, чем раньше, вот так!
Джирайя сдался, и они пошли покупать нитки и спицы двух разновидностей. А также вязальный крючок. И еще хлопковую пряжу, потому что Наруто прочитал в очередном журнале для мамочек о чувствительности младенческой кожи и о гипоаллергенных свойствах хлопка. Когда выбирали цвет, продавщица спросила, с улыбкой косясь на уже заметный живот джинчурики:
– Какой цвет будете брать: голубой или розовый?
– Оранжевый! – бодро сказал Узумаки.
– Очень... ярко, – озадаченно проговорила продавщица, но выложила на прилавок требуемое. – И все же, принято мальчиков в голубые костюмчики одевать, а девочек – в розовые.
– Хм. – Джинчурики задумался на несколько секунд. – Тогда давайте еще голубые нитки.
Саннин, до этого момента не проронивший ни звука, изумился:
– Откуда ты знаешь?..
– Ну, я просто чувствую, – пожал плечами Наруто, расплачиваясь.
Продавщица еще всучила ему несколько белых мотков пряжи – и хлопковой, и шерстяной – в подарок.
– Поздравляю вас от всей души, – сияя улыбкой, прощебетала она. – Приятно видеть, что разница в возрасте не помеха счастью.
Джирайя опешил. Потом начал что-то мямлить о том, что это, мол, его дочка, но его протесты заглушил возмущенный вопль джинчурики:
– Вы чего?! Да как вы могли подумать, что я с этим!.. Да он!.. Да я!.. Да это мой дед!!!
Перепуганная продавщица принялась многословно извиняться и в качестве возмещения морального ущерба предложила, опять же в подарок, какую-то фурнитуру. Наруто успокоился, развеселился, сгреб покупки с прилавка, попрощался и вихрем унесся на улицу...
Джирайя вынырнул из воспоминаний, закрыл за собой дверь и подошел к джинчурики. На коленях у Наруто лежало вязание, только-только начатое. Он поднял голову и уставился на саннина.
– Опять курил?
– Нет, – соврал Джирайя, опускаясь на татами рядом с учеником, и сообщил: – Я послал письмо Цунаде. Завтра мы с ней встретимся и решим, что с тобой делать.
– Не надо с нами ничего делать! – крикнул Наруто, с удивительным для беременной проворством вскакивая на ноги и не замечая, что вязание свалилось на пол. – Сколько раз говорить!
– А ну заткнись! – гаркнул наставник. – Дело серьезное. Я же уже рассказывал тебе, что женщины-джинчурики подвергаются большому риску во время беременности и особенно родов. Раз уж ты теперь женщина, то и тебя это касается.
Наруто уселся на свое место, мрачно глядя в телевизор.
– Послушай, парень, – ласково произнес Джирайя, – никто не собирается отбирать твоего малыша или делать с ним что-то плохое, наоборот, я хочу помочь вам обоим. Через пару месяцев придет твое время, и тогда, если не подготовиться, может случиться большое несчастье.
– Да понял я, понял, – буркнул джинчурики, поглаживая свой живот в районе пупка. – Если не удержать печать, то Кьюби вырвется и сравняет с землей Страну Огня, а я помру.
– Именно так. Рад, что ты запомнил. А теперь дай пульт, я хочу посмотреть что-нибудь более вдохновляющее, нежели эти сопли.
– Сейчас одиннадцать утра, эротику еще не показывают, – съязвил Наруто, подбирая с татами свое вязание и вновь принимаясь за работу. – Кстати, ты уверен, что твое письмо попадет к бабуле? Просто это птица какая-то придурочная была.
– Потому что ты ее выбрал!
– Мы ее выбрали, потому что она нам понравилась! И ты одобрил, а сам выбрал только сиськи ее тренерши!
Крыть было нечем – владелица кречатни, где саннин купил кобчика, была весьма сочной особой лет тридцати, предпочитавшей сильно декольтированные наряды. Как тут устоять? Джирайя уставился на экран телевизора, подперев голову рукой.
– Надеюсь, что Цунаде завтра явится на встречу. Если нет, мне придется идти в резиденцию хокаге. Не хотелось бы, конечно: в лесу у меня больше шансов скрыться.