по огромной стране иной;
я пишу тебе кровью своей по камням,
и она процветёт весной.
И гудит, гудит подо мной
мост со сломанною спиной.
Говорю не о том; ничего, мой свет,
вот что важно, слушай меня:
ничего не бойся. На свете нет
ничего, что бы стоило дня,
проведённого в страхе.
Смейся, люби,
пока можешь дышать – дыши.
И не бойся ни тьмы, ни чёрной глуби,
ни подкравшейся в ночь тиши.
Пока ты живёшь – значит, смерти нет.
Ничего не достойно страха, мой свет.
До свидания, не вспоминай меня,
я желаю тебе в очаге огня,
и весной чтобы падать в густую траву,
и чтоб вечером – тёплый чай…
Будь подальше от мира, где я живу,
и, пожалуйста, не отвечай.
Морозный воздух да вымершие деревни,
иди своею дорогой, с неё не сворачивай.
Чёрным на сером проступают вокруг деревья,
голос у них под ветром глухой и вкрадчивый.
Ноябрь – это время отправляться
во внутреннюю Россию,
по земле, от травы очищенной, оголённой,
дойду, дойду и не обессилю
под созвездием Скорпиона.
Осень была легка, улыбалась тебе, вальсировала,
а потом затянула на чёрный безвыходный остров.
Ноябрь – это время любить одиноко и остро,
в плащ закутавшись для тепла,
беспредметно,
расфокусированно.
Любить всех тех, о ком давно не вспоминал и не думал,
кого увидел впервые,
пришёл ноябрь – и ветром холодным сдунул
пыль от обид.
Остались запахи дымовые
от горящих костров, опавших листьев,
земли обнажённой,
остался воздух – морозен и кристально прозрачен.
Иди, оставляя лишнее нищим и прокажённым,
туда, куда не дошёл бы живым и зрячим.
воздух кажется влажным после огня и пожара,
по солёному снегу бежала, долго бежала,
упала в него лицом: «не надо мне вашего неба,
мне б отдохнуть немного, мне полежать бы, мне бы
пару минут никого не звать, никуда не мчать,
пару минут успокоенно помолчать».
безнадёжность целительнее времени и таблеток,
безнадёжность страшна и правдива, удар ее меток,
глаза у нее – как у Девы Марии с иконы,
что висела у меня над кроватью в детстве.
безнадёжность спасает умирающих и влюблённых,
целует в лоб и шепчет: «теперь мы вместе».
воздух холоден, как влажный платок при температуре.
«мама, я заболела? почему я лежу на бордюре?»
бежала-бежала, из-за синей реки, из-за брянского леса,
и луна была подтаявшей и белесой,
больше некуда стало бежать, лежи теперь в снег
башкою.
господи, какое же это счастье.
счастье какое.
россыпью розовых звёзд, золотых комет
ангел безнадёжности приходит в нужный момент,
неизменно – в нужный момент,
он приходит к тем, кто безнадёжно неизлечим,
открывает окно в больнице, показывает, что почём,
мы кричим, мы всегда кричим
под его ледяным мечом,
корчимся, пока мир не становится неразличим,
потому что жить дальше не видно больше причин.
а потом становится больше не больно,
и голос слышится огневой:
«поднимайся, теперь ты воин господа твоего».
боль моя, свет небесный, пребудь со мной,
проведи меня через ад, пустыню и зной,
ибо их пройдёт, чтобы снова выйти на свет,
только тот, кто точно знает: надежды нет.
твёрже камня его нутро, и к любому бою,
и к любым препятствиям он готов.
да пребудет со мной безнадёжность моя.
и с тобою.
ныне. и присно. и во веки веков.
безымянная радость моя, бесконечный свет,
я пишу, ибо слишком много букв в моей голове.
я не знаю, что есть любовь, кроме бесконечного
разговора,
заполночного спора,
бесконечного диалога, сказки, что сказывается
нескоро,
буквами, словами, касаниями рук и волос.
любовь есть хорал, бесконечен и двуголос.
и сейчас я одна, но я с тобой говорю,
это то, что дарит мне силы пройти по этому январю,
я молюсь деревьям, людям и небесному всевидяще-
му царю,