Но это будут строки Лемерт.
P.S. Если бы я могла загадать одно желание насчёт своих стихов, то – чтобы мои стихи так же могли понимать людей, как это делают стихи Лемерт.
P.P.S. А ещё её стихи о жизни. Я не была знакома с Лёшей. Прочитав книгу, я осознала, что он и мой старый добрый знакомый и, право, он жив. Он явно живее многих «живых мертвецов»…
P.P.P.S. …и, мне кажется, это отличительная черта всего настоящего круга Лемерт, включая меня.
P.P.P.P.S. Мне не кажется.
Стефания Данилова, поэт, член Союза Писателей России, триумф-лауреат премии «Послушайте!» им. В. Хлебникова
У нас в крови – привычка умирать
за Родину,
за Сталина,
за Путина –
как скажут.
Нам не нужно выбирать.
Нам лишь помыться, выходя на рать,
и к черту всё, что чересчур запутано.
У нас в крови – привычка умирать.
У нас в крови – привычка уходить
от злых сомнений и от долгих проводов.
На кухне спорить, и ругать, и пить,
забрать у норн свою живую нить
и перегрызть, как оголённый провод.
У нас в крови – привычка уходить.
У нас в крови зараза ещё та,
неизлечимая, как ни пытайся.
И непроглядно злая нищета,
и равнодушье жёлтого листа.
Мы вымрем и оставим мир китайцам –
у нас в крови зараза ещё та.
Но можно – сомневаться, презирать
и не смиряться с ролью «кушать подано».
Но – время.
И закроется тетрадь.
И мы уходим завтра и вчера
за чёрт-те что,
за Сталина,
за Родину.
…У нас в крови – привычка умирать.
Так остаёшься один, затерянный где-то
между песков и солнечности огня.
Брат мой,
вокруг меня происходит лето.
Лето вокруг меня.
Так остаёшься – до глаз закованный в латы,
твёрдый и неподвижный, как сталагмит.
Вот я стою на улице с автоматом:
это – война.
Война как способ любить.
Брат мой,
мы были из тех, кто всегда играет,
тех, кто даже сквозь ад проходит легко.
Только волчата ведают путь до рая –
прямо, налево, в небесное молоко.
Брат мой,
мне кажется, мы с тобой доигрались,
мы говорили – пускай после нас потоп,
что-то уже позади – переход, кризалис,
ливни и
что потом? –
ничего потом.
Брат мой, в самых отчаянных мясорубках
выживут те, кто идёт по жизни смеясь,
было бы пиво,
кофе,
хорошая трубка –
брат мой, такими были и ты, и я.
Брат мой, когда выгорают вечные дети?
Где, на каком моменте перестают
вечно швыряться деньгами, бродить по свету,
попросту устают?
Брат,
нас просеяло через такое сито,
тех, кем мы были раньше – и не зови.
Брат мой, не верь, не бойся и не проси,
да
это отлично подходит
и для любви.
Брат мой, послушай: мы были ветром и мёдом,
солнце над трассой и у дороги пыль.
Рыжая девочка приникает к гранатомёту,
вскакивает в бронированный автомобиль.
Бьёт по глазам отчаянный белый свет.
Доброй дороги.
Привет.
Лето кончается – это значит, что будут идти дожди,
смывая пыль, и листву, и всё, что случалось прежде,
размывая дороги сзади и впереди,
отдаваясь болью глухой в костях и груди,
но послушай меня, мой свет, послушай, не уходи:
я буду говорить тебе о надежде.
Вокруг нас рассыпается всё, размывается свет и
звук
(возьмите меня на руки! согрейте меня, утешьте!),
всё, за что хватаешься – оно уходит из рук,
но послушай меня, мой свет: держи спасательный
круг,
я буду говорить с тобой о надежде –
на дорогу в лесу, что пахнет соснами и смолой,
на рассвет над новой землёй,
ангела с бензопилой,
на то, что всё это вокруг – устанет ржаветь,
мертветь,
на то, что небо перестанет дождём реветь,
из руин и воды поднимется твердь,
и цветы её будут под солнцем
светиться и розоветь.
Если пройти по этой улице в таком же солнечном сентябре,
если присесть на нагретом камне,
будет так же солнце светиться в каплях смолы на коре,