Он говорит ей: не бойся и не скучай,
вот сейчас мы допьём этот тёплый чай,
а потом – дорога в огне расступится, и мы с тобою
пойдём,
за калиновый мост, за серебряный водоём,
за далёкие звёзды, что посверкивают глазасто –
прямо в небесное царство.
ПРО ДИМУ ВИНОГРАДОВА
ничего необычного не происходит, нет,
мальчик дима живёт на свете, и этот свет
ну, не то чтобы зол, но не очень-то ласков,
это вам не сказка,
выпить в пятницу не с кем, девочки не дают,
остобрыдший офисный неуют,
и однажды дима решает, что всё – каюк,
дима думает – блядь.
и однажды приходит в офис и начинает стрелять.
те, кто умел от ненависти – молчать,
те вопят, что надо кусаться, а не мычать,
дима пишет: уничтожить людей, как кучу компоста,
и они репостят.
позже будут писать в газетах и соцсетях,
дескать, дима – новый герой, и поднимут его на стяг,
дескать, человек, идущий против системы,
дима поднимается в лифте, его обступают стены,
пистолет дрожит под рубашкой.
страшно.
а другие напишут: он спутал реальность со сном.
что там знают они! как пуст холостяцкий дом,
как потеют ладони, как чёрные туфли жмут,
открывается лифт, поворот знакомый – вот тут.
что там будет дальше – версии, шум и суд.
но этот мальчик просто танцует, ловя неслышимый
ритм,
этот мальчик просто стреляет, не ведая, что творит.
что там будут писать, и спорить, и выдвигать идеи,
те, кого всё достало, те, кто ничего не умеет,
что им останется – мальчик дима как образ большой
борьбы,
а ещё – гробы,
потому что ненавистный офис затуманился и потуск,
где-то вдалеке зарождается великий плач,
потому что дима уже нажимает на спуск,
ствол становится тяжёл и горяч.
когда приходит ноябрь – ему не гляди в лицо,
открывай секретики лета – так будет легче.
осень – это время поднимать своих мертвецов,
чтобы держаться за их уставшие плечи.
это такое время, что, как ни сжимай клинок,
враги наступают, и тьма их чернеет до горизонта,
и тогда ступай тропой мертвецов,
уходи, не чувствуя ног,
позади трубит победительный рог,
продвигается линия фронта.
то ли флейта в руках и шпага на левом бедре,
то ли через плечо – гитара, и автомат за спину,
уходи тропой мертвецов в ноябре,
чёрная трава в серебре,
никогда твои мертвецы тебя не покинут.
так иди, не слушай голосов, что из головы
просят тебя обернуться, иди сторожко…
вот я встаю, улыбаясь, с сырой травы,
зажимая дыру в груди, держусь за губную гармошку.
и когда уже не осталось совсем бойцов –
вот врагам моим остается лишь расступиться,
вот становится горизонт тяжёл и свинцов,
в бой выходит армия моих мертвецов,
самых преданных моих мертвецов,
главное – не пытаться узнать их лица.
говорят, что это нормально,
что это люди,
говорят, что все убивают
тех, кого любят,
говорят, что если сплелись –
всей судьбой, и сердцами, и телом,
как сиамские близнецы, –
чтоб спастись – приходится резать,
ну и что, если не хотела,
отдавай концы.
а я хожу, болит моя голова,
а я держусь за ветер да песню пою,
я четвёртую ночь не сплю, не спасает и сон-трава,
бьётся солнце в башку мою,
а я хожу да плачу, плачу слезами горько,
нет грустнее нечаянного убийцы,
поле моё, поле, соляная корка,
озеро горчащее – не напиться.
так бывает: допустим, девочка и щенок,
самый любимый щенок на свете,
каждый без другого заведомо одинок,
каждому без другого – злое солнце, кусачий ветер,
только не пускают домой, со щенком не пускают,
говорят – прогони или уходи сама,
и девочка плачет, и в небе её тоска, и
за мокрые щёки кусает её зима,
и она толкает щенка ногою – сперва несмело,
а потом сильнее, ну почему он не понимает,
а потом бежит домой и думает, что успела,
пока он там лежит, пока подвывает,