— Здравствуй, старик. Что ты так сердито на меня смотришь? Когда я в тот вечер впервые пришел к тебе в хан, ты на меня не так смотрел.
— Не стоишь ты доброго взгляда. Тогда я не знал, зачем ты пришел, но уже догадывался, что хочешь меня схоронить. И не только меня… — Лицо Петко погасло, руки, только что сжимавшиеся в кулаки, безвольно повисли.
— Ты пойми, старик, я пришел сюда, чтобы всем помочь. Тебе заплатят и за хан, и за землю, а если хочешь — работай, найдем тебе что-нибудь полегче… Ради блага людей я сюда пришел, пойми меня. Никогда я не замышлял людям зла. С чего мне обижать тебя? Тебя, старого человека…
— Что ты сказал? Мне работать? Мало я гнул шею? И под старость хочешь заставить меня надрываться! Это, по-твоему, благо? С этим ты сюда пришел? Убиваешь меня, а потом жалеешь. Волк ты в овечьей шкуре! Хищник! А говоришь… на словах ты добрый…
— Тише, старик, не кипятись. Ты не обязан работать, потому что за землю, хан, дом — за все тебе будут ежемесячно выплачивать, до могилы, до самой смерти, понимаешь? А разве сейчас у тебя нет денег? Ведь рабочие каждый день у тебя в харчевне бывают, деньги платят.
— Деньги тратятся, а человек не знает, сколько будет жить. А без денег ничего не остается, как перерезать себе жилы…
— Я же сказал, до смерти будешь получать деньги, ежемесячно. Ты слышишь? И сыновья у тебя, наверно, есть. Ты же не один.
— Нет, мил человек, нет у меня детей. Один я со старухой. Была дочь, красавица. Вышла замуж, два года прожила да померла. Вот какова жизнь: сегодня ты жив, а завтра-в могиле…
— Вот-вот, ты всю жизнь только о деньгах думаешь, а жизнь-то дороже. Для того мы здесь и работаем, чтобы всем жизнь облегчить. Да, жизнь нелегка, если все на горбу возить, а то, что мы сделаем, будет рождать электричество: загорится свет, машины станут работать на человека…
— Но машины не делают хлеб, а железо есть не станешь. Без земли нет пшеницы. Вы, ученые люди, думаете, что машины все делают. Но разве могут старые люди управляться с машинами? У меня вот руки трясутся. С трудом вино в стакан наливаю. А ты говоришь, работать на стройке.
— Я имел в виду, что ты будешь сторожем на каком-нибудь нашем объекте. Откровенно говорю, очень хочу зачислить тебя на стройку, а ты бросай хан. Так или иначе, но скоро его здесь не будет.
— Не говори ты мне это, не поминай мне хан. Словно ножом режешь по жилам. Хан! — Старик развел руки, словно хотел обнять свою халупу. — Да ведь это моя жизнь. Ради него я надрывался в Калифорнии. Не трожь мое имущество! Хан — это моя жизнь, он для меня — все. Кто хоть пальцем покажет на мой хан, тот будто нож втыкает мне в сердце… Что я буду делать без него?
— Опамятуйся, послушай, ты и без хана сможешь прожить. Слушай, что тебе говорю: мы заплатим за вино и за ракию; будут у тебя деньги, будет и новый дом, в сто раз лучше, чем старый. Был я в твоем селе, видел, что там за дома: одни из саманного кирпича, другие из досок, неприглядные, с маленькими окошками, запущенные, жалкие. Разве это дома? Не надо их жалеть. А новые дома будут выстроены по проектам, село как на картинке станет. Я не обманываю тебя, увидишь своими глазами… Ну, мне пора. Люди меня ждут, не могут без меня. Мы еще встретимся. Заходи ко мне. До свидания, старик!
IX
— Пошел к черту, дьявольское отродье! — ругался про себя Петко. Думаешь, все будет по-твоему? Подожди, проучат тебя, расшибут башку, дай бог. Не миновать тебе расплаты, сукин сын! Старик долго сидел на пороге постоялого двора, обуреваемый мрачными мыслями, не сулившими ничего доброго ни ему самому, ни Мартину. И чтобы не видеть стройку, выросшие у него под носом бараки, новую дорогу наверху, заменившую ту, что вела к хану, он пошел в свое убежище, опустив голову, едва переставляя ноги. Словно подкошенный, свалился на кровать. Нет, невозможно… как же без хана? Боже мой! Как-никак, но эта долина кормила людей. Жили здесь многие годы, века… Эх, братцы, уж не приснилось ли мне это? — спрашивал он сам себя, сокрушался, крестился, призывал бога на помощь, а когда услышал голоса рабочих, собиравшихся возле столовой, песню молодежной бригады, веселый смех, встрепенулся, задрожал. Кончено дело. Мартин не один, с ним много людей. А эта молодежь? Веселые, довольные, чем?! Катают дорогу, пробивают туннели, ямы глубокие копают, горы взрывают, камнем и бетоном перегораживают реку. Господи, что за время наступило! Что же это творится!..