Мартин торопливо шагал ко взгорью. На поляне, где бук с потрескавшейся корой и ветвями, как узловатые руки, противоборствовал ветрам, он остановился на минуту, загляделся на горный ручей, склонился над ним, напряженно приник губами к воде, а в десяти шагах от него легкими прыжками в чащу леса метнулась лань. На склонах горы уже шелестели листвой дубы и тополя, высоко вздымались вверх сосны, приятно пахло смолой, желтевшей на коре, и этот запах вдруг напомнил ему детство, родимый край, гору Конечку, ее изумительную красоту. Мысли о детстве только мелькнули и мгновенно исчезли. По плану он определил место, где будет брать начало второй водоводный туннель, который соберет все источники и ручьи, стремительно несущиеся с гор. Какая это будет скорость и какая сила! — подумал он. Сила стремительная, как молния. Она даст движение машинам, изменит жизнь.
Он огляделся вокруг, и ему стало жаль стройных сосен и могучих дубов, которые через день-два падут на землю. Крепежный
лес для туннелей, пока железобетон не схватит накрепко, уже есть, только вот лопатами копать очень долго, да еще перетаскивать землю… Много потребуется времени, и сам не знаю сколько. Голыми руками, без машин начинаем дело. Нам хотя бы один бульдозер, каток, несколько отбойных молотков… Придется требовать, настаивать. Да, Управление должно нас этим обеспечить. Да, пусть руководство выкручивается, как умеет, а самое необходимое для строительства предоставит! Ну вот, не успел начать работу, а уже требую одно, другое… Нет, только то, без чего не обойтись.
Он спустился по склону, пересек доживающую последний год старую дорогу и зацепился за колючую ветку ежевики своими видавшими виды галифе, протертыми, с заплатами на коленях. Остановился, отцепил колючки и зашагал быстрее. В поселке возле крайнего барака Мартин заметил человека, в облике которого было что-то знакомое. Он напряженно глядел на бараки, где жили рабочие, глаза его были полны ненависти и немой злобы.
Да ведь это хозяин постоялого двора, но несколько недель назад он не был таким седым. Что с ним такое? Верно, мысли тяжелые мучают, что без хана останется нищим, с голоду помрет. Наверняка вбил это себе в голову. Мартин подошел ближе, но Петко, не спускавший глаз с бараков и хмуривший и без того морщинистый лоб, что-то бурчал себе под нос и не слышал шагов. Мартин громко поздоровался и остановился перед ним. Только тогда Петко вздрогнул, словно очнувшись от кошмарного сна, попятился и полоснул инженера злобным взглядом.
— Что задумался, без хлеба не останешься. Ну что ты так смотришь на меня? Я сюда приехал ради людей.
— Жизнь у меня отнимаете, все, что есть у меня… — пробормотал Петко.
— А что тебе дала эта старая развалина? Чем осчастливила? — убеждал его Мартин. — Прошло то время, когда людей по миру пускали, прошло безвозвратно. Ведь ты, Петко, можешь получить работу, если хочешь, людей у нас не хватает, а тебе подыщем легкую работу, будешь помогать на кухне. Что скажешь? Разве это не лучше, чем угождать приезжим в твоей развалине, ломать голову, как выплатить налог государству…
— Скажешь тоже! Придется расстаться со всем, что у меня есть, с постоялым двором, с домом, — и от этого мне будет лучше? Ведь и дом мой снесете… А жить-то как без него?
— Зачем же дом? Кто тебе это сказал? Чего только не болтают люди!
— Как зачем? Ты это лучше меня знаешь! Разве котловину не зальют водой? Какое-то джоле[6] здесь будет… Все об этом говорят, а ты не знаешь? Давай, делай свое дело, но берегись, придет народ и все это… — Он несколько раз рубанул рукой в воздухе.
Мартин хотел уже было уйти, оставить разгорячившегося старика одного, но, посмотрев на его искаженное лицо, сказал:
— Да, нелегко тебе, хан кормил тебя — как-никак, а кормил. Но жизнь у тебя будет лучше, когда перестанешь днем и ночью гнуть спину в своем заведении… И не смей мне грозить! Угрозой ничего не добьешься. Мы знаем, что делаем.
Петко смотрел тупо и тускло, шамкая губами, потом сел на корточки, обхватил колени, но вдруг, словно вспомнив что-то, поднялся, решительно шагнул к Мартину и, в упор глядя на него, спросил: