Наташа. Да ты чё? Ты?
Саша. Я не помню, когда я так ревела. Может, в детстве, когда у меня хомячок умер. Только тогда. Так сильно только тогда… Короче, я начала реветь и следующие семь часов моей смены, я не могла остановится… Ни на минуту… Вообще.
Наташа. Да ты чё?
Саша. Это правда! Же те жюр. Я не преувеличиваю. Я начала реветь в шесть ноль две минуты и до двух ночи, до последнего своего клиента, я так и не перестала. Я выревела все, что копила четыре года, все мои четыре года здесь я веревела за один вечер!
Наташа(орет). Жульян, твою мать, нет!!! (Саше) И они даже домой тебя не отправили?
Саша. Да не могли они. Не кем было меня закрыть. Все позаболели, или заняты были. Вообще, туши свет, ляс томбе… Юн катастроф.
Наташа. Юн катастроф, точно.
Саша. Ты не представляешь, ты просто не представляешь, сколько за тот вечер я отгребла пурбуаров?
Наташа. Сколько?!
Саша. Я сто евро чаевых за семь часов загребла.
Наташа. Да ты че?
Саша. За слезы свои. Вот так вот все мне все давали — по пять, по десять, по двадцать евро! А обычно там — семь-десять за день… максимум — пятнадцать.
Наташа. Пютан… Ну ты даешь… Ну ты даешь…
Саша. И я их собираю и реву. Благодарю и реву. Потом взяла такси. Приехала домой. Сразу отрубилась. Просыпаюсь на следующее утро. Вижу, — солнце такое в окно светит. Птички поют. Не утро — а просто сказка. Тут я все вспоминаю. И говорю себе: все, пора. И такой, знаешь, камень с души, ооооп! И все.
Наташа. Да ты чё?
Саша. Представь, еще вчера и в мыслях не было. Собиралась снимать свою короткометражку. Как раз актера нового нашла…
Наташа. Ту, где парень с девушкой обмениваются осколками сердец?
Саша. Ну да… А тут проснулась и такая: все. Пора мне из Парижа.
Наташа. Ну надо же… А Фредерик твой что? Не пытался удержать?
Саша. А что Фредерик? Меня же только бумагой официальной можно здесь удержать.
Наташа. Ну так, а я про что?
Саша. Наташ, он же наш ровесник. Они в нашем возрасте здесь не женятся, ты же знаешь.
Наташа. Да, но учти. Вот ты сейчас приедешь в Россию, а там уже все двадцатипятилетние разобраны. Да. Причем, у них у всех уже есть ребенок от первого неудачного брака на их однокурснице.
Саша. Да ладно тебе…
Наташа. Да я тебе говорю. Мне подружка рассказывала. Там уже все, короче, разобраны, кроме самых никудышных. И ты даже не можешь их выцепить, между их двумя браками, потому что их браки — один на другой наслаиваются. Понимаешь? Даже никакого воздуха между первым и последним браком нет, у мужиков в России.
Саша. Ты же знаешь, для меня карьера, все-таки, на первом месте. Так что… Как сложится, так и сложится. Я решила, что лучше я одна буду заниматься своей карьерой в России, чем здесь ею не заниматься и жить со старым папиком.
Наташа. Я тоже с папиками завязала. Фини пур тужур, короче. Вот молодой мой идет, сладкий… С кем это он? Это что — Серж что ли? Офигеть!
Наташа с Сашей смотрят на приближающихся к ним Лео с Сержем. На Лео — белая рубашка; черные брюки; волосы тщательно уложены гелем в художественном беспорядке. Серж одет в рваные джинсы, футболку с агрессивным принтом и черную косуху. На голове у него — бандана.
Лео. Вот, так встреча! Какая приятная встреча.
Расцеловывается с Сашей в обе щеки. После чего, склонившись к, сидящей на лавочке Наташе, целует ее, по-хозяйски, в губы.
Лео. Видите, кого я тут повстречал сейчас на станции Сольферино!
Наташа. Серж! Ты ли это? (расцеловывается с ним в две щеки).
Серж. Саша, привет. (расцеловывается с ней).
Саша. Привет- привет… Круто выглядишь.
Серж. Ты тоже, кстати. Такая вся… романтик.
Наташа. А что с тобой такое, Серж? Ты чё, типа, рокер стал?
Лео. Нет, Серж стал другом рокерши.
Наташа. Не поняла.
Серж. Я теперь встречаюсь с девушкой. С марта месяца. Она очень талантливый музыкант. Можно сказать, что она открыла для меня мир тяжелой музыки.