Жак Арно ел машинально, не проронив ни слова, как бы во сне. Но пронзительный паровозный гудок, известивший об отходе поезда по направлению к немецко-русской границе, убедил его, что все это — не грезы, а явь. Вслушиваясь в постукивание колес о рельсы, он глубоко вздохнул, решив, что при таком шуме ему не заснуть. Хочешь не хочешь, подумал он, а путешествие началось! Хорошее настроение, посетившее его вчера, испарилось, тем более что мюнхенское пиво не шло ни в какое сравнение с нектаром из нашей Бургундии.
Когда друзья вернулись в купе, Жюльен, стараясь не обращать особого внимания на Жака, которому, как он считал, требовалось некоторое время, чтобы прийти в себя от потрясения, вызванного внезапным отъездом из Парижа, лег поудобнее, чтобы поспать.
— Значит, — произнес Жак упавшим голосом, — мыотправились?
— Именно так.
— В Петербург?
— Я сказал тебе об этом еще в ресторане.
— Это столь необходимо?
— Да, если, конечно, тебе не захочется вернуться в Кельн[52] и оттуда добраться до Гамбурга[53], чтобы сесть там на первый пароход, направляющийся в Бразилию по маршруту Гамбург — Лондон — Лиссабон — Санта-Крус-де-Тенерифе[54] — Пернамбуку — Рио[55].
— Ни за что!
— Тогда позволь мне отдохнуть. Ночью я глаз не сомкнул, пока ты спал как убитый. И желал бы теперь наверстать упущенное. Завтра в половине седьмого утра мы будем уже в Диршау, в пятистах километрах отсюда. День предстоит долгий, и мы вдоволь наговоримся по пути в Кенигсберг[56], откуда поезд домчит нас до Эйдкунена — населенного пункта на немецко-русской границе в восьмистах километрах от Берлина и всего лишь в двух километрах до Вирбаллена[57] — первого города Российской империи, куда мы прибудем в два часа дня. А сейчас — спокойной ночи!
С этими словами Жюльен решительно, подобно заядлому путешественнику, твердо знающему, что сон так же необходим организму, как и еда, смежил веки и через две минуты уже спал, оставив друга наедине с его думами, далеко не веселыми, судя по глубоким вздохам Жака. А ровно в шесть утра, словно моряк, просыпающийся всегда в одно и то же время, за несколько минут до побудки, он снова открыл глаза.
— Привет землепроходцу! — весело обратился Жюльен к приятелю, еще более озабоченному и мрачному, чем накануне. — Кончай дуться! А то нагоняешь тоску, как больничная дверь.
— Я думал всю ночь напролет.
— Лучше бы уж ты спал!
— Послушай, взвесив все, я предпочитаю вернуться в Париж и отказаться от наследства.
— А твоя отставка?
— Заберу заявление обратно. Влиятельные друзья помогут мне восстановиться на работе.
— Но ты же будешь притчей во языцех в своей префектуре!
— Лучше так, чем это путешествие!
— А как доберешься ты отсюда до дома? Держу пари, у тебя нет ни гроша с собой! — Жак открыл портмоне и увидел там всего лишь семнадцать франков и сорок пять сантимов[58]. — Или ты полагаешь, что администрация железных дорог предоставляет кредиты?
— Но ты же одолжишь мне денег на обратный путь!
— Нет, нет и нет! Ты сам обещал мне отправиться в путешествие, если только я не обреку тебя на морскую болезнь. Поскольку я не собираюсь нарушать данного условия, ты поедешь со мной — по своей ли воле или против нее, не имеет значения. Впрочем, если тебя это не устраивает, можешь выходить в Диршау и возвращаться пешком, вымаливая у немцев подаяние — картофельный суп или кислую капусту. Вот и все, что я могу тебе предложить.
— Но подумай, Жюльен, у меня ни багажа, ни денег! Запасных воротничков — и тех не взял!
— Зато в моей сумке свыше сорока тысяч франков, с такими подъемными не пропадем! Что же до непредвиденных расходов в столь длительном и нелегком путешествии, то я договорился со своим банкиром, чтобы он высылал чеки в каждый из наиболее крупных городов на нашем пути.
— Но я не заплатил за квартиру. Хозяин отправит все мои вещи на распродажу.
— Ничего подобного. Я и об этом условился с банкиром. Так что не беспокойся ни о квартире, ни о служанке. Что же касается твоего внезапного исчезновения, согласись, будет забавно, если квартальному[59] вздумается вдруг искать тебя в морге.
— У тебя на все есть ответ. И тем не менее мне не по себе.
— Встряхнись же! Веселей, черт возьми! Придется, видать, посвятить тебя в мой план. Правда, я решил хранить его до поры до времени в тайне, чтобы ты заранее не заныл и не возмечтал так и остаться канцелярской крысой. Потому-то я и умыкнул тебя, что не хотел заранее раскрывать карты. Ну и как, правильно сделал?
— Пока боюсь что-то сказать. Я не готов…
— Когда я все расскажу, тебе придется со мной согласиться.
Жюльен достал из сумки карту на матерчатой основе, аккуратно ее развернул и, разложив на сиденье дивана, ласково оглядел орлиным взором оба полушария, многие точки которых были ему знакомы.
— С этим подспорьем Меркатора[60] я путешествую повсюду. Взгляни на мои маршруты по морям и континентам, сделанные мною пометки, слова, написанные когда карандашом, а когда и кровью. На реки, которые я переплывал. На вершины, покоренные мною. И на леса, через которые я пробирался. О, какое пьянящее наслаждение — это свободное существование под открытым небом!.. Двигаться навстречу новым горизонтам, восторгаться неожиданным чудесам, всматриваться в неизведанную даль, обходить ловко расставленные западни, оставлять в пути частицы своего сердца и обретать, приобщаясь к простому бытию, всю полноту своей индивидуальности — что может быть прекраснее! Какую всепоглощающую радость дарует людям такая жизнь!
Жак, растерявшись от столь внезапной лирической исповеди, не решался вставить хоть слово.
— Взгляни на карту, окинь ее взором — оба полушария: ведь мы с тобой отправились в кругосветное путешествие.
— В кругосветное? — испуганно воскликнул Жак. — И не думай об этом: ведь часть такого пути проходит по воде!
— Позднее мы это обсудим. Скажу только, что я твердо намерен выполнить намеченную программу — добраться до Бразилии по суше!
— Через Петербург?
— Да.
— Странный маршрут!
— У него есть одно преимущество, очень важное для тебя, — полное отсутствие килевой и бортовой качки. Мы увидим Петербург, Москву, Казань, Екатеринбург, Тюмень, Колывань, Томск, Красноярск, Иркутск…
— Ничего себе путешествие! Через всю Сибирь!
— От Тюмени до Байкала и от Байкала до крайней северо-восточной точки Азии — на санях.
— Я не имею ничего против саней и не боюсь мороза, но…
— От Иркутска мы пройдем берегом Байкала и спустимся по Лене до Якутска.
— По реке? Ни за что! Никакой воды, ты же обещал! С ужасом вспоминаю прогулку по Сене.
— Лена к тому времени покроется таким толстым слоем льда, что станет надежнее любой мощеной дороги.
— Тогда другое дело.
— От Якутска мы будем двигаться все время на северо-восток. Пересечем невысокий Верхоянский хребет, подойдем к реке Колыме и будем следовать вниз по течению до места ее впадения в океан. В Нижнеколымске, где кончаются многие дороги, которыми идут каторжники, мы пополним продовольственные запасы. Но это уже за Полярным кругом, у шестьдесят восьмого градуса северной широты.
57
Вирбаллен — город на территории современной Литвы, до 1917 года именовавшийся официально Вержболово, а затем получивший сохраняющееся до сих пор название Вирбалис.
60
Меркатор Герард (1512 — 1594) — фламандский математик, географ, картограф, чье имя ставилось долгое время на справочниках и картах, выпускавшихся учеными его школы.