Выбрать главу

Если Вы когда-нибудь приедете в Бургос, посетите его изумительный собор; после того как Вы осмотрите барельефы, изображающие въезд Иисуса Христа в Иерусалим, клирос, обнесенный чеканной железной решеткой чудесной работы, купол, сработанный как драгоценное флорентийское украшение, «Ессе Homo» Мурильо, «Страсти Христовы» Филиппа Бургундского, «Христа на кресте» Эль Греко, «Магдалину» Леонардо да Винчи, огромный орган собора и скульптуру Христа, обтянутую человеческой кожей, — попросите, чтобы Вам показали сундук Сида, и ризничий (к счастью, он не ученый) покажет Вам в зале Хуана Кучильеро эту почтенную достопримечательность, прикрепленную к стене стальными скобами.

Я мог провести в Бургосе три часа, сударыня: один из них я собирался отвести для сна, два — для осмотра города. Не будучи уверен, что Вы приснитесь мне, я посвятил час, предназначавшийся для сна, тому, чтобы написать Вам. Большего даже Сид не смог бы сделать для доньи Хи-мены, не правда ли?! Ах, я опять забыл, что Сид никогда не существовал!

Примите уверения и пр.

IV

Мадрид, 9 октября 1846 года.

Покидая Бургос — если предположить, что Вам когда-нибудь доведется его покидать, сударыня, — Вы проедете по мосту через реку, название которой так и осталось мне неизвестным, ибо, не увидев никакой реки, я не смог спросить у нее, как она называется; но все же мост преодолеть придется, и это все, что я могу Вам сказать. Посреди моста оглянитесь и бросьте последний взгляд на властителя Старой Кастилии — город Бургос; прежде всего Вы увидите изумительной красоты ворота, ренессансное сооружение, воздвигнутое в честь Карла V и украшенное статуями Нуньо Расура, Л айна Кальво, Фернана Гонсалеса, Карла I, Сида и Диего Порселоса. Справа от Вас и от этих ворот высятся, как две каменные стрелы, колокольни восхитительного собора, который, кажется, поставлен на пути странника для того, чтобы приобщить его к тем чудесам, какие ему предстоит увидеть.

Наконец, Вы окинете взором город, раскинувшийся амфитеатром, а затем, подобно тому, как люди заставляют свою память возвращаться в лучезарное прошлое, в последний раз устремите взгляд на равнины и зеленеющие долины, через которые Вы только что проехали, и навсегда попрощаетесь с журчащими ручьями, свежей тенистой листвой и живописными горами Гипускоа, ибо Вам предстоит пересечь красные пески, серые вересковые пустоши и бесконечные просторы Старой Кастилии, где радостное и удивленное восклицание вызовет у Вас случайно встреченный чахлый дуб или корявый вяз.

Первой достопримечательностью на нашем пути оказался замок Лерма, где умер в изгнании знаменитый герцог, носивший это имя и прославившийся тем, что сначала он был фаворитом короля Филиппа 111, а потом впал в полнейшую немилость. После смерти герцога его владения, в том числе и замок, который виден с дороги и составляет часть этих владений общей стоимостью в миллион четыреста тысяч экю, были конфискованы. С этого часа никто не занимался замком, и он мало-помалу обратился в руины. Сегодня обрушившиеся потолки валяются на земле, и сквозь окна, лишенные стекол, просвечивает небо. Господин Фор, один из пассажиров нашего дилижанса, сделавшийся нашим переводчиком и чичероне, рассказал нам все эти подробности, добавив, что пять лет тому назад на этом самом месте он был остановлен грабителями, которые, не испытывая ни тени уважения к развалинам старого замка Лерма, превратили его в свое пристанище.

По мере продвижения вперед мы становились жертвами оптического обмана, приближавшего к нам голубоватые вершины Сомо-Сьерры — места, некогда не менее опасного для путешественников, чем знаменитый проход возле замка Лерма, где подвергся нападению наш друг г-н Фор. Было пять часов вечера, когда мы начали взбираться по первым их склонам. Одна из гор, высившихся слева от дороги из Аранды в Мадрид, была той самой, которую на глазах у Наполеона с бою захватила польская кавалерия. Ее уклон примерно такой, как скат обычной крыши. Чтобы пройти этот участок пути, число мулов в нашей упряжке довели до двенадцати.

Проснувшись утром, мы увидели на широком пустынном горизонте какие-то белые крапинки в фиолетовой дымке: это был Мадрид. Час спустя мы въехали в столицу Испании через ворота Алькала, самые красивые из ее ворот, и высадились во дворе, где останавливаются мальпосты. Однако на этом наши испытания не закончились — необходимо было найти себе жилье, а в такое время, в подобных обстоятельствах это было совсем не легко.

Ваш банкир, разумеется, скажет, что надо было такое предвидеть и заранее написать в Мадрид, заказав номера в гостинице. Прежде всего, соблаговолите ответить ему, сударыня, что мы уехали внезапно и, следовательно, не располагали временем принять меры предосторожности на этот счет. Добавьте также — и это он вспомнит, ведь из-за этого государственные бумаги упали в цене на три франка — так вот, добавьте, что газеты твердили, будто вся Испания охвачена революцией, дороги наводнены гери-льеро и на улицах Мадрида идут сражения. И потому мы сделали вывод: если на улицах Мадрида идут бои, нам несомненно удастся найти себе место в домах тех, кто сражается, ведь нельзя же одновременно сражаться на улицах и обитать в домах. Но ничуть не бывало: в Испании царит полнейший мир; на протяжении ста пятидесяти льё от Байонны до Мадрида мы не встретили на дороге ни одного герильеро, ни одного ladron[10], ни одного ratero[11], а улицы Мадрида увидели по-утреннему пустынными и заставленными балаганами — они были возведены заранее ради предстоящих празднеств, в которых нам предстояло принять участие, и нам ничего не оставалось, как поселиться в одном из них. Эта возможность была столь прекрасна, что приводила в отчаяние.

Оставив багаж в почтовой конторе, мы двинулись на поиски крова и обегали все гостиницы Мадрида, посетили все дома с меблированными комнатами, все casas de pupilos[12] — нигде ни комнаты, ни мансарды, ни каморки, где можно было бы разместить малорослого грума, кобольда или карлика. При каждом новом разочаровании мы возвращались на улицу, вопросительно смотрели друг на друга, а затем со все большим унынием продолжали поиски.

Мы побывали всюду и уже потеряли последнюю надежду, которую всегда сохраняют до последней минуты, как вдруг я случайно поднял голову и прочел надпись над еще закрытой дверью: «Монье, французский книгопродавец». Я вскрикнул от радости — невозможно представить, чтобы соотечественник отказал бы нам в гостеприимстве у себя или, приложив все усилия, не помог бы нам найти жилье в другом месте. Я искал какую-нибудь дверь рядом с входом в магазин и нашел калитку в проход между домами, над которой были написаны три слова: «Casa de Banos[13]». Это было необычайным везением! После меблированной комнаты мы более всего нуждались в бане.

Я толкнул решетчатую калитку, и тут же послышался звон колокольчика. Войдя в калитку, я направился вдоль длинного прохода, в конце которого оказался двор под стеклянной крышей. По всему периметру этого двора располагались входы в банные залы; над залами тянулась небольшая антресоль. Две женщины и пять кошек грелись около жаровни. Я спросил, где можно увидеть г-на Мо-нье; но, вероятно, мой вид не понравился обитателям дома, так как женщины принялись ворчать, а кошки — шипеть.

От того и другого шума окно антресоли распахнулось, и в нем появились голова, повязанная платком, и туловище, облаченное в сорочку. «Что там такое?» — поинтересовался потревоженный нами человек. Спешу сказать Вам, сударыня, что этот человек, выражение лица которого мне было в эту минуту столь важно рассмотреть, выглядел весьма приветливым. «Дело в том, дорогой господин Монье, что я вместе со своими спутниками ищу жилье, — ответил я. — Наши поиски начались в два часа ночи, и, если вы нас не поселите, нам придется купить старую палатку у какого-нибудь отставного генерала-карлиста и стать лагерем на площади Алькала».

Господин Монье слушал, выпучив глаза; видно было, что он силится узнать меня. «Извините, — произнес он, наконец, — вы назвали меня "дорогой господин Монье". Стало быть, мы с вами знакомы?» — «Ну конечно, раз я назвал вас по имени!» — «О! В этом нет ничего удивительного, мое имя можно прочесть на моей двери». — «Мое тоже!» — «Как!? Ваше имя есть на моей двери?» — «Разумеется, я же его там прочел!» — «Как же вас зовут?» — «Александр Дюма».