Выбрать главу

И действительно, сударыня, очевидно, что, чем больше территория, на которой сталкиваются бык и его противники, тем менее яростно кипит битва, поскольку большое пространство представляет возможность для бегства. Стало быть, нам грозит опасность, что в течение четырех дней празднеств мы увидим всего лишь двести — триста убитых лошадей и десять — двенадцать раненых людей. В обычном цирке можно рассчитывать на вдвое большее число жертв! Теперь Вам понятно презрение настоящих знатоков корриды к большим площадям?

Зато мы теперь знаем, чем нам заняться завтра: завтра должна состояться коррида у ворот Алькала, то есть в обычном цирке, и весь Мадрид заранее пребывает в лихорадке. Признаюсь Вам, что она охватила и нас, как если бы мы были настоящими жителями Мадрида. Лихорадка передается.

В ожидании этого события мы осмотрели мост Толедо: это было паломничество, за которое все высказались, слушая, как Александр распевает всю дорогу:

В корсете черном, по мосту ступая,

Ты весь Мадрид сражаешь красотой,

И королева выглядит любая Дурнушкой по сравнению с тобой.[14]

Увы, сударыня! Мост Толедо по-прежнему стоит на месте, но Сабины там больше нет, и мы тщетно высматривали эту прекрасную манолу, которая наравне с горным ветром свела с ума несчастного Гастибельсу. И столь же тщетно мы пытались отыскать Мансанарес. Надо все же раз и навсегда условиться относительно рек. У нас, когда находишься при исполнении общественных обязанностей, не принято уходить со своего места, не предупредив, куда идешь.

Вот я, сударыня, исполняю общественные обязанности и подаю пример: объявляю громогласно, чтобы наш хозяин это услышал, что я Вас покидаю и отправляюсь на обед в посольство. Все мои друзья идут обедать к Ларди, а дорогу туда им показывает Теофиль Готье, которого они встретили бесцельно блуждающим по улицам и который утверждает, что знает Испанию лучше испанцев. А потому он предупредил их, что обед будет скверный.

VI

Мадрид, 11 октября, утро.

Наконец-то, сударыня, закончились предсказанные нам ужасные волнения, связанные с первыми боями корриды. Один из нас побледнел, другому стало совсем плохо, а четверо остальных застыли на своих скамьях неподвижно, словно старцы-римляне, которых победители-галлы приняли за богов Капитолия. Но еще до корриды я встретился с принцем; как всегда, он был очарователен, и у него для каждого из нас нашлись любезные слова. Мои друзья были удивлены тем, что в столь юном возрасте он уже владеет той изумительной гибкостью речи, какая позволяет находить для каждого то, что ему должно быть сказано. Дело в том, что ничто так не добавляет остроты уму, как состояние счастья, а герцог де Монпансье показался мне вчера вечером самым счастливым принцем на свете.

Я бы подробно описал Вам, сударыня, все здешние празднества, если бы некоторые газеты уже не объявили, что я поехал в Испанию как официальный историограф его высочества. Из-за подобной глупости Вы лишаетесь великолепного отчета; впрочем, Вы сможете прочесть обо всем этом в искрящемся остроумием письме, которое только что принес показать мне мой друг Ашар и которое он отправляет в «Эпоху». А надо Вам сказать, сударыня, что французская колония растет день ото дня; скоро это будет напоминать оккупацию. Прогуливаясь по улицам, встречаешь примерно поровну испанцев и парижан. Если бы солнце не светило так ярко, если бы не обилие кругом мантилий и жгуче-черных глаз, каких я никогда раньше не видел, если бы не тихий шелест вееров, постоянно колеблющих воздух Кастилии, — можно было бы подумать, что находишься во Франции.

После посещения посольства я прежде всего нанес визиты двум моим добрым друзьям, знакомым Вам по имени. Один из них — соПёв1 Рока де Тогорес, который когда-нибудь займет пост министра, а второй — герцог де Осуна, который, вероятно, давно бы им стал, если бы хотел. Рока де Тогорес — один из первых поэтов Испании и один из самых возвышенных умов страны. У испанцев хватает вкуса считать, что их поэты годятся не только на то, чтобы складывать стихи, а их умные люди не должны быть лишь остряками. Рока де Тогорес оправдывает такое доверие, становясь одним из самых известных в Испании людей.

Герцог де Осуна — из числа тех вельмож, каких мало осталось в современном обществе. Он гранд Испании тринадцать или четырнадцать раз; у него столько орденов, что они не помещаются на его груди; он последний представитель своего рода, в котором слились три величайших рода Испании — Лерма, Бенавенте и Инфантадо. В течение пяти столетий его предки не покидали ступени трона, а временами восседали и на самом троне. Подобно Рую Гомесу де Сильва из «Эрнани», пятой он упирается в герцогов, а головою — в королей.

Доходы герцога де Осуна огромны: утверждают, что он сам не знает, сколь они велики; его владения покрывают обширные территории Испании и Фландрии. Его нидерландские замки прекраснее дворцов не только прежнего короля, лишившегося власти, но и даже дворцов ныне царствующего монарха. В Испании ему принадлежат такие крепости, что, будь он мятежником, а не верным подданным, ему удалось бы продержаться там целый год одному со своими слугами против всех испанских армий. У него свои равнины, свои горные хребты, свои леса, и в этих лесах — вслушайтесь, сударыня, — у него свои собственные разбойники.

Я уже говорил Вам, что во всей Испании осталось пятьдесят-шестьдесят разбойников. Так вот, семь из них принадлежат герцогу де Осуна. Не подумайте только, что он их атаман. Вовсе нет; он их хозяин, и только.

Вот каким образом Осуна сделал такое странное приобретение. Три или четыре года назад в Испании истребляли разбойничество, но, как я уже говорил, примерно шестидесяти из них удалось избежать уничтожения. Человек тридцать — сорок нашли укрытие в недоступных ущельях сьерры, восемь или десять — между Кастро-дель-Рио и Алькаудете, остальные спрятались в Аламинском лесу. Ну а Аламинский лес принадлежит герцогу де Осуна.

Какое-то время стражники герцога тревожили бандитов, а бандиты, люди нетерпеливые, отвечали им тем же. В итоге стороны обменялись ружейными выстрелами, много пуль застряло в стволах деревьев, но кое-какие остались в трупах. Сложилось нетерпимое положение, и потому вскоре наступило перемирие, основывающееся на следующих началах: между стражниками и разбойниками будет заключен мир; стражники не станут впредь устраивать облавы на разбойников, но и разбойники, со своей стороны, никогда не будут задерживать путешественников, заведомо известных как родственники, друзья или обладатели охранной грамоты, выданной герцогом де Осуна. Помимо этого, священнику деревни, расположенной посреди Ала-минского леса и принадлежащей герцогу де Осуна, вменялось в обязанность исповедовать, причащать и хоронить тех разбойников, какие умирали естественной смертью или вследствие несчастного случая. Действуя согласно этому договору, священник исповедовал, причащал и хоронил разбойников, стараясь изо всех сил, так что число их уменьшилось в конце концов с десяти до семи.

В один прекрасный день, вернее вечер, разбойники, сидевшие в засаде, увидели, что к ним приближается маркиза де Санта-С. Мимоходом замечу с Вашего позволения, сударыня, что маркиза де Санта-С. — одна из самых красивых женщин Мадрида, а когда так говорят, то подразумевают — одна из самых красивых женщин на свете. Маркиза де Санта-С. без всяких опасений ехала в карете, лошади бежали быстрой рысью, как вдруг перед глазами ошеломленных кучера и лакея внезапно появились семь эскопет. Карета остановилась. Маркиза выглянула и, увидев происходящее, лишилась чувств.

Разбойники воспользовались обмороком маркизы и ограбили ее, однако проделали это с такой почтительностью, что было нетрудно заметить: они старались выказать себя во всех отношениях достойными покровительства, которое было им даровано. Закончив свою работу, они велели кучеру продолжать путь. Маркиза, ощутив покачивание кареты, пришла в себя. Она была цела и невредима, но грабители забрали у нее все до последнего реала, похитили все до единой драгоценности.

Добравшись до Мадрида, маркиза поспешила сообщить герцогу де Осуна о происшествии, жертвой которого она стала. «Вы сказали им, что я имею честь быть вашим кузеном, сударыня?» — спросил Осуна. «Я ничего не могла им сказать, так как была в обмороке», — отвечала маркиза. «Прекрасно!» — «Что прекрасно?» — «Мне все понятно, маркиза, возвращайтесь к себе и ждите от меня известий».