Вам ведь известно, сударыня, как был построен Эскориал, не так ли? Однажды, в начале 1559 года, Филипп, ведя осаду Сен-Кантена, был вынужден направить на церковь святого Лаврентия огонь своих пушек, нанесший бедной церкви огромные повреждения. Опасаясь, как бы святой не рассердился при виде того, как обходятся с его жилищем, он дал обет построить в честь этого же святого новый храм, богаче и величественнее разрушенного им. Захватив Сен-Кантен, он даже пожелал сделать больше и отдал своему архитектору Хуану Баутисте странное распоряжение придать новому сооружению форму лежащей плашмя решетки. В отличие от присущей королям привычки, Филипп II на этот раз выполнил больше, чем обещал.
Невозможно вообразить, насколько мрачное и суровое зрелище являет собой Эскориал. Гранитное сооружение на гранитной горе, он кажется одним из тех творений природы, какие издали воспринимаются как видение, похожее на реальность. Однако в данном случае это не оптический обман. Когда вы приближаетесь к нему, в полной мере проникаясь ощущением ничтожности человека перед лицом этой необъятной громады, то видите зияющей дверь, которая захлопывается за вами; и, даже если вы лишь мимоходом пришли осмотреть это мрачное сооружение и совершенно уверены в своей свободе, вас, стоит вам туда войти, охватывает дрожь, как если бы вам уже не суждено было оттуда выйти.
Тот, кто никогда не понимал тревожный характер Филиппа II, составит себе, побывав в Эскориале, точное представление о мрачном величии сына Карла V. Ничто в мире не может дать представление об Эскориале: ни Виндзор в Англии, ни Петергоф в России, ни Версаль во Франции. Эскориал можно сравнить лишь с ним самим; это мысль, высеченная в камне; это творение человека и эпохи, сформированной по воле этого человека в часы бессонницы, которой наделило его вечное солнце, никогда не заходившее над его державой.
Ничего не скажешь: Эскориал красив. Грозным не восхищаются — перед ним трепещут. Сам Филипп, когда архитектор вручил ему тысячу ключей от этого сооружения, задуманного его непреклонным гением, должен был задрожать, коснувшись их. Первое, что приходит на ум, когда смотришь на Эскориал: его не построили обычным способом, а выдолбили в гранитной глыбе. Приходилось ли Вам когда-нибудь спускаться в шахту, сознавая при этом, что на Вас давит целая гора? Так вот, подобное же чувство испытываешь, когда входишь в Эскориал.
Чтобы подойти к любому величественному сооружению, обычно взбираются наверх, здесь же приходится спускаться вниз. Филипп и самому себе не пожелал оставить иллюзий: при жизни он похоронил себя в гробнице. Такова семейная традиция. В Эскориале есть все — дворец, часовня, монастырь, склеп. Часовня великолепна. Возможно, во всем сооружении это единственное место где можно свободно дышать. Она опирается на четыре квадратных столба, каждый из которых достигает в обхвате ста двенадцати футов.
К алтарю ведут девятнадцать мраморных ступеней. Алтарь украшен серией картин, представляющих историю Христа и разделенных между собой дорическими колоннами. Лишь колонны дорического ордера, самого холодного из всех архитектурных ордеров, архитектор допустил в качестве украшения здания. Алтарь сверкает и сияет при свете гигантской люстры, которая висит под сводом и, постоянно пылая, заставляет сиять, словно перламутровые блестки, гранитные детали разных оттенков. По обеим сторонам алтаря, на высоте примерно пятнадцати футов, параллельно друг другу выдолблены две большие глубокие ниши: левая из них — гробница Карла V, правая — гробница Филиппа II. Создатель Эскориала несомненно полагал, что только гробницы его отца и его самого будут достойны подняться из королевской Podridero[20].
Сбоку от статуи Филиппа И, стоящего на коленях и молящегося, в такой же позе воплощены в скульптуре принц дон Карлос и две королевы, ставшие последовательно женами Филиппа. Снизу можно прочесть надпись, выгравированную золотыми буквами:
«Филипп II, король всей Испании, Сицилии и Иерусалима, покоится в этой гробнице, построенной им при жизни. Покоятся вместе с ним две его жены Елизавета и Мария и его сын и первенец дон Карлос».
Так непреклонный отец и христианский король пожелал, чтобы смерть примирила его с сыном.
Слева, как мы говорили, находится гробница Карла V. Статую Карла V, стоящего на коленях так же, как и его сын, тоже окружают коленопреклоненные фигуры; установить, кто это, можно, прочитав следующую надпись:
«Карлу V, королю римлян, августейшему императору, королю Иерусалима, эрцгерцогу Австрийскому, от сына Филиппа. Покоятся вместе с ним его жена Елизавета, его дочь императрица Мария и его сестры Элеонора и Мария: одна — королева Франции, другая — Венгрии».
Все эти статуи, с большим мастерством изваянные из золоченой бронзы, производят сильное впечатление. Особенно выделяются своим суровым великолепием статуи обоих монархов в своих украшенных гербами мантиях.
Встав спиной к алтарю, оказываешься лицом к месту заседаний капитула. Не ищите здесь, сударыня, изящных орнаментов в стиле Возрождения или выразительных скульптур пятнадцатого века. Нет. Высокие кресла, вместо того чтобы, как в Бургосе, радовать глаз прекрасными резными цветами или красивыми обрамлениями, соответствуют общей суровости; простая резьба, холодные линии — вот их единственное украшение.
Эта непреклонная и молчаливая воля, подчинившая законам всемогущего прямого угла и дерево и гранит, давит на вас с той минуты, когда вы входите в церковь. Все храмы мира дают вам надежду в обмен на молитву. Часовня же Эскориала посвящена богу мщения, микеланджеловскому Христу Страшного суда. Молитесь, если хотите, но часовня, словно темница святой Инквизиции, не откликнется эхом. Мрачную гармонию этой церкви нарушают две похожие на фонари кафедры, поставленные при Фердинанде VII, и роспись свода, выполненная по приказу Карла II.
Есть странность в том, что, когда некая могучая, твердая волевая личность выражает себя в каком-нибудь творении, несущем на себе отпечаток всех особенностей ее гения, люди не могут оставить это творение в неприкосновенности как неоспоримый и священный памятник. В кои веки приходит человек, характерный представитель своего времени, отражающий целую эпоху; он оставляет по себе памятник, дающий возможность всем последующим поколениям оценить его дух. И что же? Его сменяет другой человек, с умом бедным и ничтожным; он не может выносить возвышенную печаль, которой питал себя его предшественник, и потому является, ведя с собой маляра и жестянщика, и одному говорит: «Все выглядит чересчур грустно, чересчур мрачно, чересчур тягостно для моего бедного ума, легкого и безвольного, нарисуйте-ка мне на этих стенах что-нибудь приятное!»; а другому: «Смастерите-ка мне на этой лестнице что-нибудь веселенькое!» Маляр и жестянщик, обрадовавшись, принимаются за работу и навсегда оскверняют творение, считая при этом, что они его украшают.
Да помилует Господь Бог г-на Андриё, переделавшего «Никомеда»! Да простит Господь королю Карлу И, подправлявшему Эскориал.
И потому, сударыня, если Вы когда-нибудь посетите Эскориал, ограничьте свою любознательность знакомством с часовней, Подридеро и комнатой, где скончался Филипп; все остальное только ослабит Ваше первое восприятие. Глубокое впечатление — такая редкость в жизни; вызывая в нас дрожь, оно раскрывает перед нашим взором столько новых горизонтов, что я никогда не стану избегать его, даже если оно может повергнуть меня в печаль и ужас, как это было в Эскориале.
Подридеро — это мадридский Сен-Дени; это склеп, где хранится прах королей. Это своего рода Пантеон, отделанный яшмой, порфиром и другими ценными породами камня; но ему далеко до торжественно-величественных склепов Сен-Дени, где на последней ступени последний усопший монарх ждет своего преемника. Прах мертвый требует прах живой.
В той комнате, где Филипп II умер, он провел три последних года своей жизни, прикованный подагрой к креслу. Из алькова спальни через узкое слуховое окно виден главный алтарь часовни — таким образом, не вставая, не покидая кровати, король присутствовал на литургии. Его министры приходили в эту маленькую комнату работать вместе с ним, и посетителям Эскориала до сих пор показывают деревянную дощечку: она лежала на коленях у короля и у того, кого он допускал к себе, будучи в столь тягостном состоянии, и служила для работы и подписания бумаг. У стены стоит большое кресло; в него переносили Филиппа II, когда он оставлял кровать. Рядом с этим креслом стоят две табуретки — летняя и зимняя — на той или другой, в зависимости от времени года, король вытягивал свою больную ногу. Табуретки эти по форме складные: одна из них сделана из камыша, вторая обита овечьей шкурой. На обеих сохранился след его каблука, сорок лет давившего на половину мира; он явственно виден и выглядит почти угрожающе.