К тому же в пределах видимости перед нами была одна лишь бескрайняя песчаная равнина. Мы прошагали еще час. Начал нарастать ропот.
«Господа, — сказал я, — предлагаю следующее: давайте нарежем кустарника и вереска, соберем в кучу, разведем костер, завернемся в плащи и переночуем у огня». Поколебавшись минуту, большинство стало склоняться к моему мнению.
«Господа! — обратился к нам Дебароль. — Я прекрасно знаю эту местность, мы проходили по ней на следующий день после похорон нашей бедной борзой и прошли тогда восемнадцать льё. Жиро сидел на том самом камне, где сейчас сидит малыш Дюма. Помнишь, Жиро?» — «Прекрасно помню, — отозвался Жиро, — но хватит шуток; итак, Дебароль?» — «Нам осталось полчаса пути до аллеи деревьев». — «А после того как мы доберемся до аллеи?» — спросил я. «Ну, после того как мы доберемся до аллеи, — пояснил Жиро, — будет уже ясно, что мы на подходе к Аранхуэсу».
Это было совсем не то, что нам хотелось услышать, и все же мы несколько воспряли духом и снова пустились в путь, однако на этот раз со спокойствием путешественников, настроившихся на серьезную борьбу с могучим врагом, который зовется усталостью.
Действительно, через полчаса мы увидели виднеющиеся на горизонте деревья, и вскоре по обе стороны от дороги потянулась величественная аллея вязов и дубов. Это вернуло нам если не хорошее настроение, то, по крайней мере, бодрость. Мы прошли еще минут сорок.
«Ваша аллея чертовски длинная», — пожаловался Буланже. «Да, — согласился Дебароль, — это очень красивая аллея». — «Буланже не то имеет в виду», — промолвил я. «А что же?» — «Черт побери! Он хочет сказать, что ей конца нет!» — «Послушай, Дебароль, — вмешался Ашар, — скажи нам хоть раз, хоть один только раз правду об Испании: далеко ли мы еще от Аранхуэса?» — «Когда послышится шум падающей воды, считайте, что вы пришли».
Мы шли еще четверть часа. «Тихо!» — произнес Александр. «Что такое?» — «Я слышу обещанный шум водопада». Мы прислушались. И правда, волшебное журчание падающей воды прорвалось сквозь тишину ночи и достигло наших ушей. «Вперед! Вперед, господа! — воскликнул Буланже. — Еще немного терпения!»
Мы шли еще десять минут и оказались на берегу ручья, сверкавшего в лунном свете, словно лента серебристого газа. Вокруг паслись стада коров; у каждой из них на шее был колокольчик, издававший мелодичный звон. Среди всех таинственных звуков, составлявших язык ночи, звон колокольчиков казался самым привлекательным. Это была упоительная картина сельской жизни, но она не содержала в себе того, что нам было обещано! Мы требовали город, а нам подсовывали водопад и стада. Нам нужен был город!
«Первые же ворота, которые вы увидите, будут воротами Аранхуэса!» — объявил Дебароль. «Да, но сколько до них идти?» — «Не больше четверти льё». Маке, Ашар и Александр стали вполне серьезно совещаться, не задушить ли им Дебароля, однако тот, понимая грозящую ему опасность, клялся, что на этот раз слова его — чистая правда.
Через четверть часа мы подошли к воротам, а еще через десять минут — к самому городу. Когда мы оставили за спиной у себя череду сводов, украшающих вход, пробило пять часов. Было самое время, ибо нами уже начало овладевать отчаяние. Наш путь занял семь часов, и у нас ничего не было во рту с двух часов предыдущего дня, если не считать нескольких глотков воды из ручья Дебароля.
К счастью, Парадор де ла Костурера был недалеко. Речь шла лишь о том, чтобы проявить осмотрительность, представляясь хозяину, и не напугать его, а войдя, выказать крайнюю любезность, чтобы получить ужин. Ничто не учит так хорошим манерам, как путешествие в Испанию. Мы постучали сначала слегка, потом посильнее, потом еще сильнее. Наконец, послышался звук шагов.
«Это вы, Мануэль?» — спросил Дебароль. Ему уже приходилось останавливаться в Парадоре де ла Костурера, и он записал в своем блокноте, что всех слуг там зовут Мануэлями. Поэтому он не опасался ошибиться, задавая этот вопрос. «Да, сеньор», — послышался голос. Дверь доверчиво отворилась.
Ужас на мгновение охватил первого Мануэля, когда он увидел в дверном проеме семь вооруженных до зубов пеших людей и еще двух верхом на мулах. «Не бойтесь, любезный, — успокоил его Дебароль, — мы мирные люди, gente de paz; только мы ужасно голодные и усталые; пожалуйста, разбудите остальных Мануэлей!»
Лакей пропустил нас, оставив за нами заботу внести багаж и закрыть за собой входную дверь; после этого он очень тихо постучал в какую-то другую дверь и самым тихим голосом позвал второго Мануэля. Через несколько минут второй Мануэль был разбужен и незамедлительно принялся будить третьего.
Тем временем мы сняли дона Риего с мула и, оставив багаж на попечение арьеро, рассыпались по дому в поисках обеденной залы. Мы нашли ее без особого труда. Это была огромная комната с печью, в которой угасали остатки жара. Последними тлеющими в ней угольками мы разожгли две лампы, поставили их на стол и при их свете принялись обследовать громадное пустынное пространство, в котором нам довелось очутиться.
Более всего пугает в испанских обеденных залах то, что ни по их виду, ни по запаху в них невозможно понять, для чего они предназначены. Мы призвали всех Мануэлей; первый был мосо, второй — ключник, третий — комнатный лакей. После расспросов, проведенных ласково, но с определенной настойчивостью, стало ясно, что мы можем, по-видимому, рассчитывать на ужин и ночлег. Мы обещали Мануэлям баснословные чаевые, если они выполнят все взятые ими на себя обязательства.
Через четверть часа, когда Аврора распахнула врата Востока, на столе появились две холодные курицы, остатки рагу и огромная головка сыра. Четыре бутылки вина высились по углам стола, словно четыре опорные башни решетки Эскориала. Хотя здесь и не было никаких излишеств, все необходимое, строго говоря, мы получили.
Разбудив Александра, уснувшего за столом, мы принялись за еду. Все мы умирали от усталости и были похожи на восемь сомнамбул за совместной трапезой. Как только эта трапеза закончилась, нам дали в руки подсвечники и развели по комнатам. Видя, что Дебароль берет карабин, я непроизвольно взял с собой свое ружье.
Мыс Александром легли в огромной комнате с альковом. Альков этот по своим размерам сам напоминал обычную комнату. Мануэль, которому было поручено сопровождать нас, закрыл ставни, попрощался и ушел. Благодаря каким навыкам, независимым от сознания, мы разделись и легли, мне неизвестно, но я точно знаю, что лежал в постели, когда меня разбудил сильный шум и совершенно неуместные толчки.
Шум и толчки исходили от двух незнакомцев: один открывал ставни, второй тянул Меня за руки. Все это сопровождалось громкими возгласами. В голове у меня все еще стояла сцена в Вилья-Мехоре, и я решил, что наши услужливые посетители возобновили свою атаку. Я схватил ружье, стоящее в изголовье кровати, и, сразу же приняв тон тех, кто меня разбудил, закричал: «Que quiere usted s.n. de D.?[26]»
Мой вопрос, акцент, с каким он был задан, и сопутствующий ему жест произвели ошеломляющее действие: тот, кто открывал ставни, кинулся к алькову, а тот, кто тащил меня за руку, ринулся к окну. Столкнувшись, они ударились друг об друга, упали навзничь, вскочили и умчались так быстро, словно дьявол их унес.
Было слышно, как шум их шагов затихает в коридоре, а затем смолк вовсе. После этого я осторожно встал и вышел из алькова, держа ружье наготове. На поле битвы остались шапка и кисет, принадлежавшие незнакомцам. Я подобрал их как вещественные доказательства.
Во время этого адского шабаша Александр не пошевелился; я запер дверь на задвижку и снова лег в кровать. Несколько минут спустя кто-то стал тихо стучать в дверь. Я узнал манеру стучать Мануэля № 1: он пришел в качестве парламентера. Ворвавшиеся ко мне люди были частью каравана погонщиков; они прибыли накануне и должны были все вместе уехать; между ними было условлено, что они разбудят друг друга; двое, проснувшиеся первыми, ошиблись комнатой и вошли ко мне, полагая, что они пришли к своим товарищам. Они приносят мне свои извинения и просят вернуть их шапку и кисет.
Объяснение выглядело вполне логично; я его принял и отдал Мануэлю № 1 требуемые предметы. Испытав одно за другим столько потрясений, я и помыслить не мог о том, чтобы уснуть. Я оделся и обнаружил, что Маке и Буланже уже встали. С их помощью мы разбудили всех остальных, кроме Александра, никак не соглашавшегося открыть глаза. Мы оставили его в постели, а сами сели завтракать.