Алданов приводит живописнейшие подробности, рассказывая о случаях, следствием которых оказались грандиозные повороты. Так, Девятое Термидора, означившее конец французской революции, началось с того, что жена Фуше, уезжая из разгромленного ее мужем Лиона, потерпела аварию, ее коляска развалилась, и «собравшаяся толпа увидела, что вывозит жена проконсула. Произошел большой скандал». Фуше боялся, что Робеспьер узнает о его лихоимстве; угрожала гильотина. «Спасти его теперь могла только гибель Робеспьера. Это было будто бы одной из причин переворота Девятого Термидора; в нем, как вы знаете, Фуше сыграл главную роль». После этого эпизода в книге «Ульмская ночь» следует такой диалог между собеседниками Л. (Ландау) и А. (Алданов):
«Л. Вы все-таки не думаете серьезно, что переворот Девятого Термидора произошел из-за несчастного случая с коляской госпожи Фуше?
А. Конечно, нет. Он произошел из-за миллиона случайностей».
Интерес Алданова к «миллиону случайностей» сообщает его историческим романам поразительную яркость и конкретность. История в трактовке Марка Алданова прямо противоположна истории, скажем, Михаила Покровского — у последнего имеют значение только самые общие и, разумеется, абстрактные закономерности. Алданову чужда, даже враждебна схема вульгарного марксизма или, точнее, как он пишет сам — «экономического материализма». Детерминизм глубоко обманчив; так, «особенность октябрьского переворота [...] заключается в том, что он противоречит всем «законам истории», а также всем философско-историческим учениям, в особенности же тому, которое проповедывалось его вождями» (стр. 154).
Переписка М.А. Алданова и Е.Д. Кусковой представляет собой обширную книгу, — когда она выйдет в свет, то окажется интереснейшим документом эпохи. Из рукописи, хранящейся у меня, я извлек для настоящей публикации лишь несколько писем, характерных для обоих авторов. Замечу, что в письмах к Е.Д. Кусковой историософские взгляды М.А. Алданова так или иначе получают выражение. В обсуждаемой им советской реальности особенно наглядно господство слепого случая. Алданов саркастически замечает: «...поучительно то, что люди, признавшие одну из разновидностей этих законов, исторический материализм, святой непоколебимой истиной, в действительности подчинились случаю и не только в 1917 году, а в течение всех тридцати пяти лет своего существования [т.е. 1917—1952]...” (стр. 185).
31.ХІІ.1946
Глубокоуважаемый и дорогой Марк Александрович!
В последние минуты весьма незадачливого и безусловно неприятного 1946-го пишу Вам несколько строк. И я, и неграмотный, к сожалению, Сер. Ник.{2} поздравляем Вас с новым пришельцем 1947. Какой он будет, не знаем, — чумазый или умоется и хотя бы сотрет немного кровавые пятна — тоже не знаем. Поэтому желаем Вам лично здоровья и сил для продолжения Вашей давней работы, без которой нам было бы очень скучно жить: мы — старики и Симонова{3} плохо перевариваем. Впрочем, из массы хлама одну вещь советовала бы Вам прочесть и написать мне Ваше о ней мнение. Она мне изорвала душу, она коротенькая вещь, по-моему прекрасно написанная. Правда, не новой, а старой писательницей и не русской, а латышкой Анной Саксе{4}. Не знаю, слышали ли Вы это имя. Бе небольшой рассказ — ’’Возвращение в жизнь” помещен в № 10 советского журнала ”Дружба народов”. По-моему, рассказ удивительный по тонкости — на столь страшную тему: безнадежно израненные войной. Очень хотелось бы знать Ваше суждение.
3
Симонов — советский писатель К.М. Симонов, находясь в июле 1946 г. в Париже, пытался уговорить И.А. Бунина вернуться в Россию. Подробно об этом в повести Ум-Эль-Банин «Последний поединок Ивана Бунина», (журн. «Время и мы», №№ 40 и 41).