Наконец мой «Гоголь в Зазеркалье»{83} (как тебе название?) ушел к Лафлину. Перезрелый персик с отставшей бархатной кожурой на одной ягодичке и кровоподтеком на другой… но какой ни на есть, а все-таки персик. Переводчик по имени Герни берется за мой «Дар».{84} Интересно, покажут ли «Миссию в Москву»{85} в Москве, а если нет, то как наш друг в сапогах и полувоенном френче объяснит автору его ошибки?
Много ли ты пишешь? Мне понравились твои школьные воспоминания. Я тоже, пожалуй, напишу про Тенишевское училище{86} — ты dedanche[70] картины моего прошлого: русский учитель Владимир Гиппиус{87} (прекрасный поэт школы Белого), в которого я однажды запустил стулом; отчаянные кулачные бои, доставлявшие мне огромное наслаждение, поскольку, будучи физически слабее двух-трех главных наших забияк, я брал частные уроки бокса и savate[71] (русский человек бьет внутренней стороной кулака, раскрываясь перед боковым свингом, и в этот самый момент ты ему наносишь хороший англосаксонский апперкот); футбольные баталии во дворе, и кошмар экзаменов, и поляк-гимназист, щеголявший честно заработанным триппером, и упоительная синева невской весны.
Говорят, Керенский прослезился, когда ему показали стихи, те, что я послал тебе.{88} Как бы мне хотелось прочесть с тобой вместе «Горе от ума». Роскошная штука. Старик отсчитывает назад девять месяцев — «и по расчету по моему»,{89} — et pour cause.[72] А этот душераздирающий крик, чтобы дали карету — карету, которая увозила русских на дуэли, за границу, в изгнание, на Екатерининский канал.{90} «Горе» и «Ревизор» — только эти две великие пьесы и есть у нас.
Я уверен, ты поймешь мое возбуждение, когда сегодня в результате долгих манипуляций с микроскопом удалось доказать, что lotis является разновидностью scudderi, а не melissa,{91} как считалось семьдесят лет.
Мне ужасно жаль, что я не увижу тебя до отъезда. Мы вернемся в конце августа.
Твой
В.
Уэллфлит, Масс.
1 ноября 1943
Дорогой Володя,
вот корректура моей статьи о Пушкине для «Атлантика». Первую статью из этой серии ты, скорее всего, уже видел — она вышла в одном номере с твоим рассказом.{92} Статьи эти могут показаться тебе пресноватыми, но ведь они ни на что не претендуют, это всего лишь первые впечатления иностранца, не более того. В дальнейшем собираюсь их расширить, доработать и выпустить отдельной маленькой книжкой, а потому буду тебе благодарен за любые соображения и замечания. Корректуру, пожалуйста, верни. Я предложил Уиксу, чтобы он каждой моей статье предпослал твои поэтические переводы. Идея, думаю, удачная.
Мне предложили место рецензента в «Нью-Йоркере», и я решил подписать с ними контракт на один год. (В следующем году пиши побольше, чтобы мне было что рецензировать.) Таким образом, с первых чисел декабря и до конца зимы мы будем в Нью-Йорке. Может, побываете у нас, пока мы не уехали? У нас сейчас Нина Чавчавадзе, и мы все очень хотим вас видеть. Мэри сейчас в Нью-Йорке — ищет квартиру, иначе бы тоже написала. Может быть, приедете на День благодарения (25 ноября), как три года назад (когда ты создал свое эпохальное стихотворение о холодильнике)? Были бы вам очень рады. Мы торжественно закроем сезон и постараемся создать вам массу неудобств, чтобы тебе было о чем писать в «Нью-Йоркере».
Только что прочел «Вий» Гоголя — вне всяких сомнений, один из величайших рассказов в своем роде. Маленькая деревянная церквушка на краю города, возле которой воют собаки, просто замечательна.
Всегда твой
Эдмунд У.
Уэллфлит, Масс.
10 ноября 1943
Дорогой Владимир,
в День благодарения мы на вас очень рассчитываем. Подвести нас будет с вашей стороны непростительно, ибо мы собираемся заказать гигантскую индейку в расчете и на вас тоже. Не говоря уж о том, что нам с тобой надо бы посидеть над переводами. Те, что я успел прочесть, превосходны: твой английский дает сбой в редчайших случаях.
Боюсь, что с моими пушкинскими переводами уже ничего не поделаешь, хотя я и попросил Уикса попытаться по крайней мере исправить честной и да ведь. Совершенно согласен: мой перевод «Ты волна моя волна» никуда не годится.{93} Спасибо тебе за то, что ты в него вник.