Я стоял около своей койки, когда первые пятеро из них остановились в дверях. Мне так хотелось спросить их о
333
том, освобожден ли из тюрьмы Ганди, который -- я знал по газетам -- сидел в это время в тюрьме по административному распоряжению вице-короля Индии, против ареста которого протестовала их же рабочая партия. Но администрация не допустила этого разговора. Видя, что эти пятеро стоят в дверях, администрация прошла вперед и загородила им вход, и я видел, что от создавшегося неудобного положения эти пятеро повернулись ко мне спиной и хотели уходить, но в это время к дверям подошли остальные, и двое из них, взерившись в меня, быстро протолкавшись в дверях, подошли ко мне чуть не вплотную уже в камере и снова с интересом стали смотреть на меня, очевидно типичная седая борода русского крестьянина поразила их, и они пожелали что-то узнать. За ними в камеру вошли остальные и окружили меня полукругом. Администрация стояла в дверях, но ей было неудобно и нежелательно оставить нас одних, и Катанян, пройдя наперед, повелительно спросил:
-- За что сидишь?
-- Я сказал, что в двух словах на этот вопрос понятно ответить нельзя, так как я не судимый, обвинительного приговора не слыхал и преследуюсь административно, без суда.
Дальше я хотел сказать, что в таком случае вам лучше известно, чем мне, за что я сижу, но прокурор весь передернулся в лице, он испугался, что иностранцы поймут, что я говорю и хотел уходить, но, видя, что вся делегация продолжает стоять и с интересом меня рассматривать, тоном Пилата небрежно спросил:
-- А ты кто?
Я сказал, что я крестьянин, друг покойного Льва Николаевича Толстого. Дальше я хотел пояснить, что арестован безо всякого законного повода, но как только я произнес имя Л. Н. Толстого, иностранцы стали повторять: "Толстой, Толстой", -- и еще ближе придвинулись ко мне, чтобы что-то спросить, а один из них протянул руку и взял мою и стал жать. Чтобы не допустить нежелательного разговора, Катанян сделал знак администрации, и она быстро вышла из камеры, пошел и он, давая этим понять Перселю, что дальше задерживаться в камере не следует. Иностранцы это поняли и стали неохотно отходить от меня, пятясь к двери задом и продолжая на меня смотреть и улыбаться, а самый большой из них ростом, в большом меховом воротнике, остановившись в дверях, кивнул мне головой и тоже улыбнулся. Больше я их не видел, они ушли, а через 15 минут послышался
334
обеденный звонок, и все заключенные пришли с работы. Каково же их было удивление, когда они узнали, что делегация англичан уже прошла, руководимая Катаняном.
-- Видишь, как ловко обдурил Катанян, -- сказал со злобой Кудрявцев, -- даже и в хвост не дал нам посмотреть на них, а не только перемолвиться словом.
А когда затем пришел Какунин с кухни, все на него накинулись с расспросами:
-- Ну, говори, кормил ли ты англичан тухлыми селедками? -- кричали ему.
Ради этого в нашу камеру сошлось много народу и из других, всем хотелось знать о том, где и как прошли англичане, с кем говорили и что слышали. Какунин виновато рассказал:
-- Не вышло, ничего не вышло, кухню начистили, проветрили, промыли, а щи сегодня с хорошей свининой, давали пробу, остались довольны; а когда они подошли к двери кладовой и просили открыть, завхоз заскочил наперед и доложил, что эта кладовая тюремной больницы состоит в ведении Наркомздрава, так их туда и не пустили!..
-- Не пустили, -- передразнил его Кудрявцев, -- ты должен был наперед это знать и принять свои меры, наложил бы полные карманы селедок, да и показал бы при них завхозу, это дескать назавтра нам образцы рыбы получены. Ну мало ли под каким соусом показать было можно! А ты сдрейфил, делегат выборный, и нас подвел! Приедут теперь англичане домой и станут всем очки втирать, дескать, у большевиков и в тюрьмах свининой кормят!
-- Нет, как ловко они умеют обходить свои зловонные ямы и как умело показывают вывески, -- сказал Куренков, -- ниоткуда не подкопаешься. Невинные люди у них бандиты, которых к тому же кормят хорошей свининой, ишь ведь какая картинка-то для англичан оказана!
-- И вся революция из такого обмана соткана, -- пояснил Паршин, -- жили люди и в меру сил и способностей интерес находили, а кучка прохвостов бунт учинила и всех хороших людей ошельмовала. Ну зачем бы нам с вами в тюрьме сидеть и по Сибири скитаться, а мы вот несем свой крест из-за этих шулеров!
-- Оно, конечно, слово на месте, и правда неопровержимая, -- шутливо сказал Кулик, -- а только и нам эту правду нужно уметь так же искусно прятать и неправдой заменять, иначе и в Западную Сибирь не попадешь!..
-- Нас Сибирью не запугаешь, -- демонстративно подчеркнул Кудрявцев, -- Сибирь земля русская, а работу и в
335
Сибири найдем! Там теперь только и спасение, а тут хуже Сибири, так тебя и затравят, как собаку шелудивую!
-- Кто про Фому, а я опять про Ерему, -- вмешался снова Куренков, -- как все это ловко проделано. Буржуи, капиталисты, кто-то кого-то эксплуатировал, кто-то кого-то угнетал, и вдруг спасители: пять милиен ограбили и по тюрьмам и по ссылкам развеяли, остальных голодом морят и хлеб отнимают и этот грабеж и мор людей правдою окрестили.
-- У людей -- не у зверей, у них все позволено, -- примиряюще сказал Паршин, -- звери имеют свои законы и пределы, а у людей их нет и сильный всегда задавит слабого!
-- Нужно уметь лавировать, -- авторитетно сказал Кулик, -- иначе нам крышка, не обрадуешься, что и в Россию вернулся. Не всем теперь и родина мать!
-- Не все такие актеры, как ты, а другой и рад бы солгать или притвориться, да ничего у него не выходит, -- засмеялся Куренков, -- заставь, к примеру, Митаева соврать -- он как дитя малое, не скоро и поймет, зачем тебе притворяться надо. Он имел полную возможность не признать, что у него ночевал офицер, участвовавший в грузинском восстании меньшевиков, а он с первого вопроса и признался!..
-- Он поступил правильно, -- вставил Паршин, -- офицер попросил у него приюта, и он по своей вере не мог ему отказать, так как этого требовал его закон.
-- А я бы не пустил самого Магомета и отрекся бы от него трижды, -- засмеялся Кулик, -- ты Закон-то Божий помни, а о жандармах тоже не забывай, Бог не то покарает, не то помилует, а уж чекисты наверное распнут!
-- Вот за его чистосердечие они ему и припаяли десять лет, чтобы другим неповадно было правду говорить, -- вставил Куренков.
-- Да, друзья мои, -- примирительно и задушевно сказал Посохин, -- если кто из нас и живым останется после этой тюрьмы, задача нам предстоит мудреная, надо быть мудрыми, как змии, и кроткими, как голуби, иначе так и придется от тюрьмы до тюрьмы ходить и по Сибири бродяжить; большевики жалеть не умеют, им человека загубить, что вошь задавить.
-- Они бы и рады пожалеть, да нечем, -- вмешался полковник Николаев, -- и Бога и совесть у них Маркс украл, а вместо души палку сухую вставил, они теперь в своей морали, как скопцы кастрированы. Лютый народец!
336
-- Да, публика неприглядная, хотя и товарищи, -- согласился молчавший Андрей Андреич, -- пока я им был нужен, за мною ухаживали, а конкурент нашелся -- сейчас и в тюрьму, и в Соловки, ну как же иначе, нельзя же допустить, чтобы я без дела по Москве ходил да глаза мозолил: отмахнулись на пять лет и спокойны!
-- Посидим у моря, подождем погоды, авось и разгуляется, -- виновато вставил Какунин.
-- Разгуляется, -- передразнил Куренков, -- дожидайся! Пролопушил делегацию, не показал ей рыбы и мяса, так теперь и будем тухлятину есть, дожидайся новой делегации, не то пустят, не то нет!
-- Во всем виноват Какунин, бейте его! -- шутливо крикнул Кудрявцев, ударяя его полотенцем, и.