Что спрашиваешь ты меня о шейхах и об их делах?Тут глотка зычная, мой друг, и стоязычная нужна.
Где кравчий, рушащий обет и попирающий запрет?Мы благочестье продадим за пиалу иль две вина.
Ты о любви мне раскажи! Я лучше сказок не слыхалПод куполом страны чудес, что сказок исстари полна!
Сожги крыла, как мотылек, пади у ног своей свечи,Чтобы сердца воспламенять, она всевышним зажжена.
Но ты, Джами, чуждайся тех, кто внешним блеском увлечен!Не в каждой раковине, друг, жемчужина заключена.
* * *
Нет вина веселья в чаше неба, да и надо просто быть глупцом,Чтобы думать, будто может в чаше быть вино, коль чаша кверху дном.Лишь невежда называет счастьем выгребную яму – этот мир.Так ребенку кажется опухший сановито-важным толстяком.Никому не сшила одеянья из нетленной вечности судьба.Жизнь – халат парадный, жаль – короткий, и к тому же сшит непрочным швом.Ветке, перегруженной плодами, угрожает камень подлецов.В этом мире счастлив неимущий, что забот не знает ни о чем.Перед нами узкая дорога, ночь темна, разбойники вокруг.Проводник в дороге жизни нужен, чтоб с пути не с сбиться непутем.Пусть садовник в юности прививки сделает, как саженцу, тебе,Коль вкусить хорошее мечтаешь в сем саду, давно поросшем злом.Кто, Джами, над бренностью вознесся и в пути утратил «мы» и «я»,Может быть по внешности началом, а по сути может быть концом.
* * *
Зонтик от солнца под куполом неба весенние тучки раскрылиНа изумрудной подстилке тюльпаны-рубины шатры водрузилиЧто о тюльпане сказать? Он блестящий красавец в багряной рубахе,Свежею кровью убитых влюбленных смочивший подол в изобилье.Нет, я не то говорю. Он красавец, взметнувший над травами пламяОгненных ран умерщвленных сердец, чья нетленна любовь и в могиле.Донышко чаши его золотое обильно присыпано чернью,Точно Заллах забросал Фаридуна сокровиша черною пылью.Диву даюсь, наблюдая, как ветер на воду наносит узоры,Сотни рисунков – без чар колдовства, без малейших усилий,В зеркале вод отражение трав с рамкой тронутой патиной, схоже.Зеркало плеса – сиянье сердец, тех, с которых печаль соскоблили.Ночь лепестковой чадрою завесила сад, чтобы утром просохла,После того как ее постирала в ущербного месяца мыле.Падает в чашу тюльпана роса, и бессмертные строки о камне,Брошенном в чашу Маджнуна Лайли, зазвучали воскресшею былью.Слово твое, о Джами, на весах дружелюбия взвешено точно.В слове завистников нет равновесия, гири поставить забыли.
Кыт'а.
Я поднял выю помыслов высоких,Освободившись от ярма стяжанья;Презрел богатства, власть. Мне светит бедность:Пред ней, как ночь пред солнцем, тьма стяжанья.
* * *
Ты дружбы не води с людьми глупей тебя,Достойнейшим всегда внимай, благоговея.И сам не докучай тем, кто мудрей тебя:И мудрый хочет быть с тем, кто его мудрее.
* * *
Разочарован я: порядочных людейНе вижу наяву, не вижу в сновиденьях.От солнца жарким днем я в тень спешу скорей:Мне не жара страшна, своей боюсь я тени.
* * *
Джами, раз не находится живых людей на свете -Блаженны мирно спящие, им предназначен рай.Осталась пыль на площади от тех, кто шел за правдой,Но время пыль развеяло, пустым стал отчий край.
Афзаладдин Хакани (1121–1199)
О заточении.
Был Хакани с родными разлученИ в дом с одною дверью заточен,Но в этой яме жить ему нельзя,И выйти из нее не может он.Он, как паук, сидит в углу,Как муравей за камнем затаен.Замок снаружи и суровый страж.И узник в безнадежность погружен,Он проливает слезы, как Джейхун,Он самаркандским вздохом опален.Отсюда выход только в небеса.Глухие стены с четырех сторон.На воле связан был его язык,А здесь он сердцем к богу устремлен.Но все ж, покамест он томится здесь,Он от толпы презренных удален.Не думай о блаженстве, Хакани!Ты и надежд на радости лишен.
На смерть дочери.
Моя дальновидная новорожденная дочь,Увидев, что мир этот место плохое, – ушла.Она поняла, что несчастья еще впереди,От низких душою, от злобного роя ушла.Она увидала, что в мире пороков и тьмыИзноет, измучится сердце живое, – ушла.Увидев, что беден мой дом и что я ей не рад,Она в неизвестность, дитя дорогое, – ушла.Увидев сестру свою старшую в черной чадре,Подумав? «О, боже, мученье какое!…» – ушла.