В журнале А. Д. Далматова (пока вышло два номера) имеются очень содержательные статьи и заметки (особенно хорош морской отдел), и мне не раз, вероятно, придется знакомить читателя с выдающимися статьями этого органа. Пока он еще в зачатии - хотя весьма бодром и жизненном - остается пожелать ему блистательного успеха. Успех непременно и будет достигнут, если молодой журнал взглянет на себя как на продолжение офицерской школы. Нельзя оставаться в области элементарного и повторять зады, - нельзя, с другой стороны, и вдаваться в техническую ученость. В военном деле, как во всяком, есть нечто высшее науки - именно искусство. Научиться, вообще говоря, ничему не трудно, но внедрить в себя искусство владеть этим научением - вот в чем весь вопрос. Я не сторонник милютинского метода изучать войну через бумагу. Несравненной и ничем незаменимой школой для войны навсегда останется не академия, а война. Но за отсутствием войны следует учиться ей как и где доступно. Если военный журнал не философствует и не впадает в публицистику, если он не подлаживается к начальству и не рекламирует тех и этих, если он с умом и талантом передает только факты и факты, обсуждая их в условиях боевой обстановки, - то такой журнал очень поучителен для офицерства и очень полезен. Военное сословие нужно держать в особой атмосфере, насыщенной мыслью о войне, страстью к войне, опытом войны, поэзией войны, религией войны. Если роскошный по внешности журнал А. Д. Далматова разовьется в своего рода военно-электрическую станцию, способную своей энергией военного чувства заражать и возбуждать военный наш мир, - это будет большая заслуга перед Россией.
Всуе строить столицы и усадьбы, всуе мечтать о высокой культуре народной и человеческом счастье, если все это в грозный день Господен, в день войны,- нельзя отстоять с победою и славой...
ВОЙНА И ЗДРАВЫЙ СМЫСЛ
15 февраля 1914 г.
Две грустные сенсации в Петербурге - великосветский бал, где дамы явились с синими, зелеными, оранжевыми и розовыми волосами, и статья г. Борисова в "Русском Инвалиде" (№29). Никто не ожидал столь блестящей победы футуризма в кругу, который имеет претензию быть оазисом вкуса и хорошего тона. Никто не ожидал, чтобы почтенная редакция "Русского Инвалида", обыкновенно затушевывающая прорехи военного ведомства, вдруг выскажется правдивой и по своему значению оглушительной диатрибой. Между двумя сенсациями, по-видимому, нет связи, но философам ничего не стоит установить эту связь, если вспомнить, что все нелепости и все ужасы на свете идут от одной причины: Quos vult perdere Jupiter dementat. 24 Мы все говорим о здравом смысле, как будто это благо навсегда обеспечено и мужчинам, и дамам, - но опыт истории это опровергает. После удивительных подъемов гения, составляющих торжество здравого смысла, умственная сила общества падает, и часто в той же поразительной степени. Горе народам, которых великие испытания застают в период плачевного декаданса!..
Оставив блестящих дам побеждать сердца синею и зеленою прической, коснемся статьи г. Борисова, бросающей на основании японских источников новый и яркий свет на наши поражения на Дальнем Востоке. В недавней статье г. Эль-Эса уже была разобрана военная сторона ужасного открытия, сообщенного г. Борисовым, - я позволю себе разобрать тот же факт, но психологически. Факт, как известно, тот, что по крайней мере в семи сражениях (Вафангоу, Уфан-гуан, Юшулин, Ляньджань, Ляоян, Шахэ, Мукден) наша армия была сильнее японской. В иных случаях она была многочисленнее на десятки и даже целую сотню тысяч человек, и все-таки мы терпели поражение. Г. Борисов сообщает точную численность, установленную уже после войны генеральными штабами обеих армий. "Эта таблица, говорит г. Борисов, рассеет мираж о невероятно больших японских силах и о их резервных бригадах, число которых наш генеральный штаб перед сражением на р. Шахэ насчитывал до девяти, в действительности же, если верить японцам, их было четыре". Говорят, у страха глаза велики, но вероятно, не у одного страха. До такой степени преувеличить силы врага в поле - это, пожалуй, еще более фатальная ошибка, чем было преуменьшать ее перед начатием кампании.
Не будучи специалистом военного дела, я помню, десять лет назад, никак не мог понять: почему мы первое же сражение (под Тюренченом) проиграли, когда имели возможность и непременно должны были выиграть его. Воюют не тела, а души, - для каждой же воюющей души необыкновенно важно иметь при первом вступлении хоть небольшой успех. Насколько успех окрыляет, вызывая в победителе бурный подъем энергии и страсти к дальнейшей работе, настолько неуспех роняет дух и обессиливает - часто до паралича. Даже шахматные игроки знают, что значит потерять первую фигуру. Мне казалось сначала, что на позиции правого берега Ялу А. Н. Куропаткин или совсем не примет сражения, или непременно разобьет японцев. Зловещим предчувствием сжалось сердце, когда выяснилось, что главнокомандующий, собравший большие силы под Ляояном, лично не съездил на долго подготовлявшиеся позиции у Тюренчена. Теперь, когда опубликованы подробности сражений, - я убеждаюсь, что в свое время был прав. Мы имели полную возможность разбить японцев на Ялу. Правда, их перевес в этом сражении достигал 241/2 тыс., но не говоря о том, что нам помогала река и укрепленный берег,- неужели из-под Ляояна нельзя было подвести 25-тысячный отряд для уравнения сил? Можно было, конечно, подвести и вдвое больше. Но что всего ужаснее, - как утверждает г. Борисов, - под Тюренченом мы ввели в бой не 18 тысяч, а меньше трети - лишь 5 тыс. человек против 42-тысячного японского отряда. Потому только и были разбиты. При Цзиньчжоу у японцев опять было больше войск, чем у нас, но из того-то маленького отряда, что мы имели (17,5 тысячи человек), мы ввели в бой едва четвертую часть - 3800 чел. Стало быть, три четверти сил наших, как и флот, стоявший на флангах, бездействовали. Принимая в расчет укрепленную позицию и эти четверные силы, которые должны бы были действовать, - всего вероятнее, что и тут мы остались бы победителями. Под Вафангоу у нас перевес численности был уже на 7800 солдат, под Уфангуаном - на 15700, под Ляояном - на 90067 ч., под Шахэ - на 100800 солдат и 260 орудий...
В названной статье г. Эль-Эса читатели нашли оценку этого ужасного обстоятельства со стороны боевого офицера. Называю это обстоятельство ужасным потому, что на русском языке нет слова, ближе подходящего в данном случае. Быть почти вдвое сильнее неприятеля (221 тыс. против 120) и проиграть сражение - это не несчастье, а действительный ужас. Тем прискорбнее читать в "Русском Инвалиде" полемику редакции с собственным же сотрудником и попытку вышутить этот эпитет г. Борисова "ужасное" в применении к выводам войны. В кои-то веки почтенная газета разрешила себе смелость напечатать сильные своею правдивостью цифры и, по-видимому, сама до того испугалась этой смелости, что торопливо бьет отбой. "Есть, говорит газета, - темы, разбор которых, совершенно уместный на столбцах своей специальной военной печати, становится совершенно нежелательным на страницах печати, предназначенной для широких кругов штатской публики". Как вам нравиться эта претензия? Вполне было бы понятно, если бы о специальных военных вопросах в общей печати рассуждали совершенно невежественные штатские люди, но и г. Борисов, и г. Эль-Эс - люди сами военные и в данном случае осведомленные наилучшим образом. Выходит так, что "Русский Инвалид" находит вполне желательным и целесообразным, когда с "широких кругов штатской публики" берутся налоги на содержание армии и берутся сыновья и братья, чтобы вести их в бой, - но он находит совсем нежелательным и нецелесообразным, если той же публике дается сознательный отчет о понесенных поражениях. Я думаю, широкие круги штатской публики с этим вряд ли согласятся. Нация, принимающая на свою многострадальную грудь все великие жертвы войны и весь позор поражения, имеет право знать правду. Что "столбцы военной печати" не обеспечивают военной правды - доказательство постыднейшая война, которой безумные ошибки еще в приготовительном периоде "Русский Инвалид" совершенно не предвидел.
Поясняя, почему мы были разбиты "даже при невероятно благоприятных условиях", г. Борисов говорит, что под Шахэ "на нашем левом фланге наши 73 батальона вели бесплодную борьбу с 18 японскими батальонами, на нашем правом фланге 13 батальонов генерала Дембовского вели борьбу против одного взвода японского, выбивая его из двух деревень, т.е. 208 взводов воевали против 1 взвода, 32 батальона ген. Соболева удерживались шестью батальонами японских" и т.д. Общую причину поражений наших г. Борисов видит в негодности наших боевых форм... Японцы развертывали все в боевую линию; можно сказать, что все их 100 тысяч человек пользовались своим ружьем. Мы же выстраивали свои войска в две или даже в три линии. Ружьем пользовалась только первая линия, она изнемогала в бою, "истекала кровью", - говорит очевидец, германский военный агент Теттау. Тогда ее днем же, в виду неприятеля, выводили из окопов и заставляли отступать под яростным огнем противника. Главная часть наших потерь и относится к периодам отступления. Отсюда ясно, почему на р. Шахэ мы потеряли 41.316 человек, а японцы только 20.497 чел. Английский генерал Гамильтон говорит, что у русских только одна восьмая часть полка могла стрелять, а остальные могли бы иметь пики...