Уютное место. Почаще б здесь кинопоказы. Я даже гордилась тем, что произошло. Мир забыл Его. Имя Его не произносится много лет. Раньше в Его образ энергию вкладывали тысячи людей, а сейчас сериалами, низкопробными фильмами о клыкастых красавчиках полнится телевидение и интернет. Иногда Он говорит мне, что чувствует, что больше нигде и ни для кого не существует. И тогда я отвечаю, прислонившись к Его лбу своим: «Кроме меня. Для меня ты никогда не исчезнешь». Он — мое отражение. Мужская половина меня. Выдернутый клочок подсознания из структуры сознания. Но сегодня Он снова жив. Снова, для семи человек. И я сделала все для того, чтобы это произошло. Для меня этот образ снова на полотне киноэкрана — такой непостижимый, но такой родной за все эти годы — словно возвращает меня в глубины тринадцатилетней давности. Словно бы забытую сказку еще можно реанимировать. В моей душе так и происходит. Зал, люди, полотно, непостижимый контакт глаза в глаза. Но все, что меня окружает, перестает существовать. Иррадиирует нервной болью во всех суставах между темнотой помещения и светом от проектора только образ Его, а имя словно полощет лезвием по запястьям, оставляя после себя вспоротые вены, истекающие кровью. Владислав, Владислав, Владислав… Не могу без тебя существовать. Никогда не могла и не умела… И не стала. Проще нарисовать тебя и оживить своим полумертвым сознанием, чем жить в несправедливом мире, в котором нет тебя и твоей жестокости. Мир без нее слишком жесток. Слишком быстро забыл тебя, а я не могу…
Двумя часами ранее я плутала по улице Новой Слободы в поисках паба, в котором пройдет кинопоказ. Перепутала номера и корпуса домов, несколько раз возвращалась назад, в исходную точку поиска, нервно теребя перчатку. Я добилась, чтобы в Его день рождения чествовали Его, а не другого. Получилось… У меня нет веры в собственные силы ни на грамм, но каким-то чудом все сложилось удачно. Контраст пламени, вибрирующего в моем позвоночнике, и снега, хлопьями засыпающего тротуар и остужающего разгоряченное чело, был невыносим настолько, что даже сосредоточиться на поиске было трудно. Одна мысль о воскрешении дурманила, словно яд. Болезненная ясность сознания звенела и рассыпалась при соприкосновении с воздухом. Отыскав паб, чтобы избавиться от нее, я заказала зеленый чай с вишней, меланхолически поглядывая на полотно, падавшее со стены вниз уже дважды.
В лучших традициях Макса Фрая, чтением которого я так сильно увлеклась последние месяцы, волонтер кинопоказа с юмором рассказала о призраке по имени Василиса, которая обитает в стенах этого паба и, порой, пошаливает, как сейчас. Я поддержала идею с темой призрака, пока полотно возвращалось на место — с предостережением быть аккуратней и не ударить Ваську по пальчику. Знаю, что многие бы просто посмеялись над этим. Но я верю в свой мир, что для всех остальных иллюзорен, и призрак паба в картину моего мира вполне укладывается. Не уложились бы некоторые материальные ценности и злонамерения, а призрак — вполне себе ничего. Не хуже, черт возьми, пингвина и единорога, которые у того же Макса, свободно прогуливались по улице. Небольшая анархия для воскрешенной из пламени этой самой анархии — нормальное явление.
Василиса немного побунтовала, раздраженная моим изменением планов самих волонтеров, да и успокоилась, после запуска фильма в другом плеере начался показ ленты с одной звуковой дорожкой. И это была мечта. Нереальная, но исполнившаяся, невозможная, но настоящая. Воскресить двадцать второе мая, воскресить свое божество для мира, снова плакать в конце — на моменте смерти цыганской принцессы. И фотографироваться после на фоне экрана. Смотреть в эти глаза на полотне, не испытывая страха, даже при большом желании его изобразить. Баюкала воспаленное сознание в голове песнь про Девушку и Графа в бесконечной вечности Лоры и Владислава…
Меня приглашали еще, да и я была не против. Сумерки окончательно опустились на город, когда я выходила с лестницы на улицу. Там у дверей, немного поодаль, стоял высокий мужчина в темном пальто с воротником-стойкой, длинными черными волосами, сцепленными заколкой в тугой хвост, прямым носом с небольшой горбинкой, с веселой усмешкой, кроющейся в пронзительных глазах. Подойдя ближе и взяв его за руку, я улыбнулась, опуская глаза.
— Каково это было? Воскресить меня снова, чтобы я не умер никогда?..
И я ответила всего лишь одно короткое слово, прежде чем две тени — одна в сером, другая в черном пальто, в обнимку скрылись за качелями детской площадки, оставляя позади себя черную входную в паб дверь. — Прекрасно…