— Это которая Мерлини?
— Ну, ты поори еще погромче!..
— Виноват…
— То-то! По сторонам поглядывать надо. — Он вынул из бумажника маленький клочок бумаги, на котором было написано одно слово: «Иридия», посмотрел, перевернул бумажку и проговорил: — Черт его знает, имя, что ль, такое или земля какая запрещенная — этого и сам господин полковник не поймет!
Сердито бросив бумажку, он заложил руку с тростью за спину и пошел, насвистывая, мимо скамейки, на которой сидел, сняв фуражку, молодой офицер.
Это был старший помощник жандармского подполковника Кувшинникова, присланного из Петербурга «со специальной целью».
Лермонтов все не уходил. Над вершиной Машука вставало легкое облако, розовое от лучей еще невидимого солнца. Голубоватая дымка утреннего тумана окутывала подножие горы. Но солнце уже позолотило верхушки Бештау.
Восторженный птичий голос, повторяя все одну и ту же непонятную фразу, несся откуда-то сверху, со старой чинары. И с тонкой ветки высокого тополя, качавшегося от утреннего ветра, ему отвечал другой, и казалось, что повторял он с восторгом: «Видел Иридию! Я видел Иридию!»
Лермонтов слушал эти голоса со счастливым лицом и смотрел на верхушку чинары, куда упал первый солнечный луч.
ГЛАВА 15
В первое утро после их приезда в Пятигорске прошел дождь. На площадке у Елизаветинского источника, где собиралось обычно все здешнее «водяное общество» и откуда в ясные дни открывалась панорама горных вершин, в это утро публика появилась рано. В небольшой группе дам молодой гвардеец с рукой на перевязи громко рассказывал:
— Да, были жаркие дела, могу вас уверить! Пули летали вокруг стаями, как мухи!
Молодой гвардеец снял фуражку.
— Вот, не угодно ли посмотреть, — пробита пулей на вершок от головы.
Дамы ахали, закрывая глаза.
— Вот под Валериком бой был! Там поручик один заколдованный — всегда впереди всех на завалы бросался. Самые опасные поручения ему давали, и ни разу ни одна пуля его даже не оцарапала! Горцы этого молодца как огня боялись. «Диким атаманом» прозвали.
— Что же, он в самом деле какой-нибудь дикарь? — спросила одна из дам.
— Напротив, — ответил ей с улыбкой гвардеец. — Хотя и не титулованный, но вполне светский человек, его бабка — урожденная Столыпина.
— Как! — воскликнула, вскочив со скамейки, совсем молоденькая девушка, почти девочка, с белокурыми локонами. — Неужели это был Мишель Лермонтов? Возможно ли это?
— Отчего же, Надин? Я всегда находила, что в Мишеле есть что-то героическое. Я и сестре твоей это говорила. Ты помнишь, Эмили? — сказала весьма представительная дама, постоянная жительница Пятигорска Мария Ивановна Верзилина.
Эмилия, очень красивая девушка с тонкими чертами смуглого лица, ответила, что очень хорошо помнит, и все стали просить гвардейца рассказать подробно о сражении при Валерике. Но в эту минуту на противоположном конце площадки показались князь Васильчиков с Глебовым, и общее внимание обратилось к ним.
— А, князь! — крикнула весело Надин. — Идите-ка скорее сюда! Вы услышите преинтересный рассказ, и знаете о ком? О Мишеле Лермонтове!
— Mesdames! — ответил, приближаясь, Васильчиков. — Совсем недавно я слушал рассказы о нем в Петербурге, где все говорят о его книге стихов и прозы — все! Даже Василий Андреевич Жуковский рассказывал о нем наследнику, а теперь его слава долетела и сюда. Вы еще не видели его книгу?
— А вы привезли ее из Петербурга? — строго спросила Эмили.
— Ее в два дня расхватали, как только вышла. Да я и не люблю стихов.
— Что же вы любите? — улыбнулась Надин.
— Ну, например, балет, который меня огорчил, потому что Истомина начинает стареть. Люблю лошадей, но и лошади меня огорчили: я приобрел одну великолепную, но проиграл ее в карты.
Васильчиков уселся на широкую скамейку в тени. Молодой гвардеец хотел продолжать рассказ, но в этот момент в конце длинной аллеи, ведущей от Елизаветинского источника, появились Столыпин, Мартынов и Лермонтов.
Мария Ивановна Верзилина протянула к нему обе руки:
— Давайте я обниму вас вместо вашей бабушки, которая, бедная, не видит вас сейчас!
— С удовольствием! А Надин и Эмили пусть обнимут меня вместо дедушки!
— В таком случае вы должны, как в тот свой приезд, по утрам приходить в наш сад.
— Непременно, Надин! И я думаю, хоть вы и выросли окончательно за три года, вам, пожалуй, не опередить меня.
— Ну, это мы еще посмотрим!.. Эмили, становись рядом! Все трое — в линеечку! Раз… два!..