– Спасибо, но…
– Да все в порядке, я за них не платила. Миссис Алвини угощает. – Она кивком головы указала на темноволосую женщину за прилавком. Женщина улыбнулась мне. – Она настояла, чтобы я принесла тебе каппучино. Мол, ты его всегда любила.
– Что?
– Она сказала, что ребенком ты часто приходила сюда с отцом и всегда любила «кофе с пенками»! Бетани, это просто грубо!
– Грубо? Что грубо?
– Сначала ты говоришь «Что?» вместо «Простите?», а теперь сидишь с разинутым ртом, как вытащенная из воды рыба.
– Извини…
Значит, я была права в тот первый день, когда Грег привел меня сюда спрятаться от дождя. Я бывала здесь раньше.
– Это ты меня извини, – сказала Мэнди. – Ведь что-то не так?
– Нет, ничего такого, – возразила я. – Вспоминаю более счастливые дни… Во всяком случае, они были счастливыми, пока…
Я посмотрела на шоколадные стружки в своей чашке. И улыбнулась.
– Так-то лучше, – заметила Мэнди. – Миссис Алвини насыпала двойную порцию шоколада сверху. Сказала, старая леди всегда напоминала ей об этом, когда ты была маленькой.
– Старую леди звали миссис Берторелли.
– Верно: Фрэнк Алвини – ее племянник, они с женой работали у нее. Потом она умерла, и кафе перешло к ним. Но это было очень давно, я еще тогда здесь не работала.
– Кстати, отец приводил сюда и Сару.
– Да, миссис Алвини говорила.
Мэнди…
Да?
– Что ты думаешь о Саре?
– Она – твоя кузина.
– Знаю. Но ведь ты мне друг, так?
Мэнди тянула время, помешивая ложкой в чашке с кофе, потом взглянула на меня и усмехнулась.
– Я лично ничего против нее не имею. С чего бы? Ведь к официанткам принято относиться как к низшим существам.
– Но?..
– Ну, может, не стоит повторять сплетни…
– Но ты все равно обязательно их повторишь.
Она весело расхохоталась.
– Знаешь, ты действительно мне нравишься, Бетани. Надеюсь, ты здесь останешься.
Я мельком подумала, уж не интересовалась ли и Мэнди завещанием бабушки, но отбросила эту мысль, решив, что становлюсь параноиком.
– Так ты говорила… – напомнила я.
– Понимаешь, дело в Поле, Поле Митчелле. Люди здесь хорошо к нему относятся, ведь он дает им работу, привлекает туристов. Обидно видеть, что этот хороший парень пошел по стопам отца. И опять-таки из-за женщины, так я слышала.
– По стопам отца? Ты что имеешь в виду?
– Пьянство. Он слишком много пьет.
– И люди думают, что виновата Сара?
– Положим, он всегда любил выпить, но по возвращении миледи из Испании стал забывать вовремя остановиться. Знаешь, она помыкает им, он пляшет под ее дудку так, будто… она его чем-то держит.
– И чем же?
– Лиз Дэвидсон, она там работает…
– Да, я с ней знакома.
– Она иногда сюда заходит, пока ждет автобуса. Так вот, Лиз считает, что Пол безумно влюблен в Сару, просто одержим ею.
А Сара тоже его любит, как она считает?
– Лиз не знает. Но надеюсь, что Сара влюблена в кого-нибудь другого.
– Почему?
– Потому что она беременна.
– Откуда ты можешь знать?
– Лиз сказала… Правда, она не совсем уверена. Но она видит Сару каждый день, к тому же знает, что ту тошнит по утрам, и кроме того у нее «такой вид».
– Да будет тебе, Мэнди. «Такой вид»!
– Я знаю. Но Лиз тут опытнее других. Она старшая из семи детей, а ее мать снова ждет ребенка. Вот почему ей так нравится работа на стоянке трейлеров – можно месяцами не бывать дома.
– Мне кажется, есть другое объяснение, почему ей нравится эта работа.
Мэнди взглянула на меня и ухмыльнулась.
– Ты тоже заметила? Да, она без ума от Пола, потому так внимательно за всем и наблюдает. Боится, что стоит Саре сказать ему, и они поженятся, так что ей самой уже не на что будет рассчитывать.
– Значит, Пол еще не знает?
– Лиз уверена. Он не умеет так хорошо скрывать свои чувства, как Сара. – Я долго молчала, и Мэнди принялась разворачивать бутерброды. Выложила их на тарелку, пододвинула ее ко мне. – Вот, лучше всего эти, с сыром. – Она наклонилась через стол и понизила голос: – И нет нужды так уж восхищаться добротой миссис Алвини. Она просто решила, что сегодня ей их уже не продать, вот и все. – Я попробовала бутерброд, он мне понравился. И вскоре я протянула руку за вторым. – Остался еще один с сыром, или ты хочешь рискнуть на бутерброд с курятиной?
– Почему рискнуть? Он что, совсем несвеж?
– Нет, но здесь всего один, а я их люблю больше всего!
Мы хихикали как школьницы. Мэнди принесла нож, разрезала бутерброд и протянула мне половину. Когда мы закончили есть, Мэнди преувеличенно шумно вздохнула.
– В чем дело? – поинтересовалась я.
– Я люблю посплетничать, как все женщины, но вовсе этим не горжусь.
– Мэнди, я сама спросила тебя о Саре. Ты ведь не стала бы говорить о ней по своей инициативе?
– Наверное, нет.
– Так давай забудем об этом, ладно?
– Ладно. А о чем еще ты хотела меня спросить?
– Да ты уже мне ответила. Мне хотелось знать, кому принадлежало кафе, когда я была ребенком.
Мэнди отнесла посуду на кухню, мы вышли из кафе и пошли вместе по городу. Мэнди жила близко, да и мне до дома миссис Брэдфилд было недалеко.
Я нашла ее адрес и номер телефона в записной книжке бабушки, все еще лежавшей в ящике телефонного столика в холле. Я решила, что должна предупредить ее о своем приходе, и позвонила ей.
Дом миссис Брэдфилд находился в лучшей части города, во всяком случае, по словам Мэнди. Мэнди показала мне кратчайший путь через пешеходный мост над железнодорожными путями. Перед тем как расстаться, мы остановились на перекрестке.
– Значит, я вскоре снова тебя увижу? – спросила она.
– Да, обязательно.
– Знаешь, я не работаю по воскресеньям, и мне всегда хотелось побывать в Дюн-Хаусе.
– Это невозможно.
– А, понятно.
– Не делай поспешных выводов и не дуйся, Мэнди О'Коннор. Я завтра уезжаю в Лондон повидать мою подругу Джози, взять кое-какие вещи и все такое. Пробуду там пару дней. И навещу тебя, как только вернусь.
– Ладно. До встречи.
Мэнди ушла, а я направилась к дому женщины, которая была старейшей приятельницей моей бабушки.
Обсаженная деревьями улица выглядела очень респектабельно. Уже смеркалось, но на улице все еще носились дети на дорогих велосипедах и роликовых коньках.
Палисадники казались ухоженными, хотя и не слишком затейливыми – в основном клумбы с цветами. Я улыбнулась про себя. Откуда вдруг такой интерес к садоводству? У меня, Бетани Лайлл, у которой неизбежно чахли все комнатные растения. Вероятно, сказалось то, что сад в Дюн-Хаусе, как выяснилось, был распланирован моим отцом. Мне обязатель надо привести его в порядок.
К большинству домов были пристроены гаражи на одну или две машины. У до миссис Брэдфилд, довольно скромного, гаража не было.
Дверь открылась почти сразу, как только я нажала на звонок.
– Здравствуй, дорогая!
Голос миссис Брэдфилд оказался еще более характерным, чем мне послышалось по телефону. Он звучал так, будто его прокурили еще в ранней молодости и с той поры постоянно подлечивали джином.
Она была высокой, стройной и элегантной. Серебристые седые волосы аккуратно уложены в пряди, обрамляющие задорное личико. На ней – облегающее черное платье из чего-то мягкого и шелковистого. Она, видно, была в возрасте бабушки, то есть за семьдесят, и все же ей никто дал бы больше пятидесяти. Единственная уступка возрасту – туфли на довольно низком каблуке.
– Бог ты мой, те же фамильные черты! – Она отступила и жестом пригласила меня войти.
В ее гостиной все было выполнено в бледно-розовых и светло-зеленых тонах. Исключение – роскошный ковер белого цвета. На маленьких столиках – дорогие безделушки.
Центральное место в этой комнате занимал портрет над камином. Он изображал миссис Брэдфилд в совсем юном возрасте. Она стояла в лунном свете на вершине скалы в чем-то воздушном, вызывающем ассоциации с туманом.