На меня посмотрели все, но возразили лишь двое:
— Нет, — практически хором, произнесли Конор и Шуа.
Да, что такое? Ну, вот начинается, у меня уже заалели щеки, однако я постаралась им объяснить:
— Почему? Сам же сказал, что не опасно, так что я с вами, — обратилась к Ардэну.
— Эль это не разумно, — попытался мне объяснить Конор. — Ты останешься здесь за меня и проследишь за работой базы, пока нас нет.
«Вот, спасибо!», — подумала я, возмущенно посмотрев на названного отца.
— Почему именно я? Пусть кто-нибудь другой возьмет на себя эти обязанности.
— Нет, это не обсуждается, — теперь к этим двум присоединился и Ардэн.
— Но…
— Нет! — повторил наместник, не оставляя мне и лазейки для выхода.
И вот я уже вторые сутки не нахожу себе места.
Это не справедливо. Зачем тогда и для чего я столько тренируюсь под неусыпным контролем капитана Кортэ, если в поездках по Сектору меня всегда кто-то прикрывает: или братья, или Эрг.
Не выдержав наплыва чувств, я соскочила с кресла Конора в его кабинете, где и провела последние часы, в ожидании новостей от спасателей генерала. И ведь всех взяли, даже Конор сам полетел и Шуа, который набирал команду, даже Мишку взяли, а как же я?
Я тут места себе не нахожу. Ладно, была — не была: приоткрыла дверь кабинета и выглянула наружу, в коридоре никого не обнаружилось.
Ура!!! Свобода.
Схватив, лежащий тут же на кресле свой плащ, и, застегиваясь уже на ходу, проскользнула в двери и поспешила на выход из убежища. Хоть пройдусь и то дело! Однако дошла я только до поворота, когда за спиной услышала:
— Далеко собралась?
Вот, хаш! Его же не было. Медленно повернулась, чтобы лицезреть Арда, собственной персоной.
— А может…
— Эль, у меня приказ, — невозмутимо ответили мне.
Плюнув с досады, я поплелась обратно в кабинет. Телохранители, чтоб вас. Его и Урда наместник оставил со мной, заявив, что во избежание. Ага! Только это не охранники, а тюремщики. Бдят, чуть ли не постоянно, дежуря по очереди или около моей комнаты, или у кабинета. Да и по базе следуют за мной по пятам.
Думала, что хоть сейчас ослабили бдительность, но не прокатило. Видно, Ард просто отходил ненадолго, а может и провокацию устроил, зная, что клюну.
Вот дура! Надо было подождать случая поудобнее.
Зашла в кабинет, хлопнув перед носом парня дверью. Вот тебе!!!
Сдернув с себя плащ, опять залезла в кресло отца.
Заняться было нечем, поэтому в голову лезли всякие мрачные мысли. А, что если их схватили или еще хуже: кого-то убили?
От одной только мысли, что Ардэн или Конор могут не вернуться, у меня все внутри похолодело и мурашки побежали под кожей. Даже думать об этом не хочу, так хочется надеяться, что всех увижу живыми и в здравии: Кольку, Конора, Ардэна, Эгра, Шуа и Мишку.
При упоминании только имени капитана Кортэ, я почувствовала, как перед моими глазами все поплыло.
А, что если он не вернется? Мама родная? Даже мысль, что он может остаться там навечно, недвижимым телом на камнях тюремного пола с простреленной головой или сердцем, причиняла мне жгучую боль.
Хаш, что же делать, если что-нибудь с ним случится?
Пытаясь побороть тот холод, что резко меня окутал, я решила поглубже забраться с ногами в кресло и обхватить себя руками. Ох, да, что же такое, почему одна мысль о его смерти причиняет моей душе столько боли?
И, как вспышка, как озарение: Боже мой, кажется, я влюбилась!!!
Вот уже 3 часа сижу в кабинете, и три часа пытаюсь разобраться в себе, но получается у меня это из рук вон плохо.
Никак не удается соотнести то, что видели мои глаза все эти месяцы, с тем, что чувствовало сердце, почему я не увидела очевидных вещей, и делала поспешные выводы?
Ведь первого, кого я встречаю в широких коридорах убежища, возвращаясь с очередного задания, это всегда Шуа, со своей неизменной улыбкой и приветственным словом «С возращением!». Скажите, что пустяк, тогда почему на сердце становится теплее от мысли, что кто-то меня ждет. И пусть мне ничего не скажут вслух, лишь его невероятные глаза и безмолвное облегчение в них после каждой операции с моим непосредственным участием. А может быть, это его выходка с печеньем, ведь он так и не выдал, хотя при этом и сам поступил по-детски, но благородно, и накормил детей. Ладно, от нас с Мишкой такое можно ожидать, но капитан?
Как расценить его постоянное стремление исключить меня из боевых операций? Неужели там может быть другой подтекст?
Мне вспоминаются его странные взгляды и не всегда логичное поведение.
Как же оказывается все это сложно. Эх, если бы была жива моя мама, она бы разъяснила своей молодой неопытной и порой нелогичной дочери, что же могут означать все те знаки внимания, которые в течение восьми месяцев оказывает мне Шуа.
Так может это и не знаки внимания, а просто мое разыгравшееся воображение, что играет со мной в неведомые игры?
Надо же восемь месяцев, именно столько дней прошло с момента, когда я неразумная или наоборот чересчур проницательная вытащила бессознательное тело из горящего истребителя.
А, что было, если бы в тот день я не пошла за сбором трав или пошла, но в другую сторону, или посчитала, что пилоту уже не помочь? Какой была бы тогда моя жизнь?
Скучной, и это даже не обсуждается.
Что, если Шуа относится ко мне просто по-дружески?
Бог мой, как же я запуталась, но вместе с тем, так хочется надеяться, что все-таки я правильно понимаю происходящее.
Ой, как же меня угораздило-то так?
Свернувшись калачиком в кресле, я обхватила голову руками — может хоть так приведу мысли в порядок?
Однако в моей голове упорно билась только одна единственная мысль — я влюбилась. Так, надо постараться выкинуть ее из головы, пока не стало слишком поздно или тесно в голове.
Ничего у нас все равно не получится.
Рано или поздно он вернется домой, а я останусь с названным отцом. У нас разные жизни, несмотря на то, что сейчас наши пути идут параллельными прямыми. Рано или поздно дорожки разойдутся, и он встретит девушку…
Почему от этой мысли мне стало больно где-то глубоко внутри? Это, что же душа болит?
Но, что я могу предложить своему избраннику, кем бы он не оказался? Ничего! Кому нужна бракованная жена? А ведь мама так мечтала, что на моем пути встретится достойный человек, который освободит меня от плена и позволит вырваться из силков рабства.
Что ж, теперь остается только думать о поставленной в детстве цели — освободиться от рабства и от плена. И вот потом уже буду думать о своем будущем, может даже стану воспитателем, буду заниматься воспитанием детей, а, что это очень даже мирная профессия.
Только образ Шуа надо выкинуть из мыслей и только так. Хотя больно, даже представить, что не буду его видеть.
Как же сейчас больно, я даже не заметила, как пролетело время, когда из раздумий меня вывел встревоженный голос Конора:
— Элинна, что случилось? — я медленно подняла голову, хоть все еще находилась в своих мыслях.
В дверях стояли встревоженные Конор и Шуа. Парень так и застыл на пороге, не отводя от меня напряженного взгляда.
— Вы вернулись, — шумно выдохнула, так и застыв изваянием и смотря на этих двоих. У меня не было сил пошевелиться, я просто оцепенела, но при этом глаза существовали отдельно от меня и жадно шарили по фигурам мужчин, ища повреждения.
— С нами все в порядке! — отец понял мои взгляды правильно. — Эль, что с тобой?
Я постаралась сосредоточится только на Коноре и по возможности не смотреть не Шуа. Потому что мне казалось, что он заметит в моих глазах то, что я показывать ему не собиралась.
Выпрямившись в кресле, я постаралась придать своему лицу как можно более беззаботное лицо.
— Как все прошло? — хоть я и старалась сказать спокойно, но голос все равно дрогнул.
— У нас то, все гладко, — ответил мне отец. — Генерал сейчас во дворце с наместником. А вот, что, Эль, у вас здесь произошло? Почему у тебя такой вид?
Шуа молчал, но своим боковым зрением я видела, как он наблюдает за мной, поэтому поднялась из-за стола.