Кажется очевидным, что жизнь, полностью воплотившая социалистические идеалы, должна привести к тому же итогу, с той лишь разницей, что гораздо более радикальные изменения приведут и к более универсальному результату: ВЫМИРАНИЮ ВСЕГО ЧЕЛОВЕЧЕСТВА, ЕГО СМЕРТИ.
По-видимому, здесь имеется внутренняя, органическая связь: социализм стремится к уничтожению тех сторон жизни, которые составляют подлинную основу существования человека. Поэтому нам представляется, что смерть человечества — это неизбежное, логическое следствие социалистической идеологии и одновременно реальная возможность, черты которой сквозят в каждом социалистическом движенин и государстве — более или менее четко, в зависимости от того, насколько верно оно следует социалистическому идеалу.
Если таков объективный итог, к которому ведет социализм, то какова же его субъективная цель: что вдохновляет все эти движения, дает им силы? Картина, возникшая в итоге наших рассуждений, очень похожа на противоречие: социалистическая идеология, полное воплощение которой ведет к гибели человечества, в течение тысячелетий вдохновляла великих философов и поднимала грандиозные народные движения. Почему же до сих пор не почувствовали финала, к которому ведет социализм, а почувствовав, не отшатнулись от него? Какая ошибка мысли, какая аберрация чувств может двигать людей по пути, в конце которого стоит — смерть?
Нам представляется, что здесь имеется не противоречие, но лишь его видимость. Такая ситуация часто возникает, когда в рассуждении незаметно делают предположение, выглядящее столь очевидным, что на него даже не обращают внимания, а именно оно и несет в себе противоречие. Этим, по видимости, очевидным элементом нашего рассуждения является предположение, что смертоносный для человечества характер социализма никогда не замечали, иначе все от него отшатнулись бы. Как это ни странно кажется сначала, но чем больше знакомишься с социалистическим мировоззрением, тем яснее становится, что здесь нет ни ошибки, ни аберрации: органическая связь социализма со смертью подсознательно или полусознательно ощущается его последователями, но отнюдь их не отпугивает: наоборот, именно она создает притягательность социалистических движений, является их движущей силой. Такой вывод, конечно, не может быть доказан при помощи логических дедукций, его можно проверить только сопоставлением с социалистической литературой, с психологией социалистических движений. Мы же здесь вынуждены ограничиться лишь несколькими разрозненными иллюстрациями.
Если, например, Нечаев, призывая молодежь в революцию, предупреждал ее, что «бесследная гибель большинства революционеров — такова перспектива» (редкое пророчество, полностью сбывшееся!), то чем же он мог ее привлечь? Ведь он-то не мог апеллировать ни к Богу, ни к бессмертной душе, ни к патриотизму, ни даже к чувству чести, так как именно от «чувства родства, дружбы, любви, благодарности и даже самой чести» он и предлагал отказаться, «чтобы стать хорошим социалистом». И в его и в бакунинских прокламациях ясно чувствуется, чтО притягивало их самих и заражало других: пафос гибели и «безудержного разрушения», «абсолютного и исключительного». В этом пожаре обречено было сгореть все поколение их современников-революционеров, зараженное «гнуснейшими условиями жизни», годное только на то, чтобы уничтожать и быть уничтоженными. Такова единственная цель, которую Бакунин ставил, любые положительные идеалы не только отсутствовали, о них запрещено было и думать: «Мы прямо отказываемся от выработки будущих жизненных условий», «не хотим обманывать себя мечтой, что у нас хватит сил на созидание».
В СССР нашему поколению еще хорошо помнится, как мы в пионерских колоннах шагали и воодушевленно пели (а до нас — и молодежь гражданской войны, и красногвардейцы):
И больше всего воодушевления, взлета общего чувства вызывало вот это КАК ОДИН УМРЕМ!
Или вот как трое наиболее известных социалистических писателей прошлого века представляют себе будущее человеческого рода: Сен-Симон предвидит гибель человечества от высыхания земного шара, Фурье — от того, что наступит «конец вращения оси и опрокидывание полюсов на экватор», а Энгельс — от охлаждения Земли.
Вряд ли можно видеть здесь плоды работы научного ума, вынужденного склониться перед истиной, как бы сурова она ни была; к тому же все эти три предсказания никак не могут быть верны одновременно[7].
7
Впрочем, несмотря на различную систему аргументации, Энгельс высоко ценил мысль Фурье, «что все человечество обречено на исчезновение»: «Эта идея Фурье заняла в исторической науке такое же место, какое заняла в естествознании идея Канта о конечном разрушении земного шара».