потом поеду и убью гагару. Из шкуры гагары вырежу подошвы. Крепкие будут подошвы!
3
Пасутся олени небольшими стадами. Рога оленей – кружево изумительно тонкой работы,
с узорами и линиями неповторимой красоты и четкости. И каждую минуту, даже каждую
секунду меняется сочетание фигур и линий в кружеве, как будто мастерица-кружевница не
может остановиться на выборе узора, а неустанно ищет все новые и новые формы и
сочетания.
Степан устанавливал на бугре капкан. В капкан, по его расчетам, должен был
непременно попасть гусь: на этот бугор гуси часто садились. Из дробовика он сегодня ещё ни
разу не выстрелил – случай не подошёл. А есть хотелось. И Степан очень обрадовался, когда
услышал стон гагары на ближайшем озере.
Не закончив установки капкана, бегом побежал он к озеру.
К озеру же – увидел он вскоре – мчался на оленях какой-то ненец.
– Чёрт возьми! – выругался по-русски Степан. – Убьёт гагару.
Остановился: незачем было идти к озеру, раз туда уже ехал один человек. Стал наблюдать
за едущим.
Вот тот уже пустил оленей вольным шагом и взялся за дробовку.
Выстрел...
Секунды две сидел ещё человек на санях, а потом остановил оленей и сам скрылся под
берегом озера.
Степан пошел было обратно к брошенному капкану, но захотелось взглянуть на
счастливого охотника, узнать, кто он такой. И Степан торопливо зашагал к тому месту, где
стояли олени. Он думал увидеть на берегу человека, довольного удачей. Но увидел лишь
голову человека в воде между льдинами.
Человек то и дело выбрасывал руки на кромку льда. Лёд ломался, как только человек
делал попытку подняться из воды.
Степан быстро подбежал к санкам. Отвязал какую-то верёвку и бросил её, как тынзей, на
утопающего.
– Держись! – крикнул ему.
Тот ухватился за петлю правой рукой.
Степан крепко уперся ногами в снег и потянул верёвку к себе.
– Спасибо, парень, – сказал вытащенный из воды. – Не пришел бы ты – издох бы я,
утонул бы. Дробовки вот жалко. Дробовку утопил. Другой нет. Винтовки тоже нет у меня.
Как теперь еду добывать буду? Оленей у меня всего пятнадцать. Где мясо без ружья добывать
буду?
– Тебя как зовут?
– Василий Модестович Ледков.
– Где стоишь чумом?
– Далеко, Там вон, в той стороне.
– Поезжай скорее, а то замёрзнешь.
– Поеду. Спасибо, парень!.. Дробовик вот только утопил. Вот горе моё!.. Ты чей?
– Ивана Ванукана сын.
Ледков уехал, а Степан пошёл на бугор ставить капкан на гусей.
4
До чума Ледкову нужно было переезжать через две речки, вскрывшиеся ото льда. Через
одну он перебрался благополучно: мелкая была речка и брод через неё знал Ледков, а на
второй он угодил в яму, ещё раз выкупался в ледяной воде и до чума дотащился полуживой.
Сбежалось всё население трёх чумов, стоявших рядом с чумом Ледкова. Начались
расспросы.
Зубы у Ледкова выбивали частую дробь, и ни одного слова он не мог выговорить. Жена
его стала вливать ему горячий чай в рот. Варницын, большой приятель Ледкова, сбегал в свой
чум и принёс чашку водки.
– Выпей, Василий Модестович! На случай и берёг только. Вот грех какой вышел...
Василию Модестовичу помогли раздеться. Одели в сухую одежду.
И отогревшийся Ледков рассказал:
– Убил я гагару на озере. А у берега льдина большая такая плывет, толстая. Ступил одной
ногой на льдину – крепкая. Пошел по ней. Дойду, думаю, до самого края, там достану гагару.
Так и сделал. Отошел от берега далеконько так. Положил на лед дробовик. Достал тынзей...
размахнулся – и в воду ушел. Поймался руками за лёд – вылезу, думаю. А лёд под руками
ломается. Дотянулся до дробовика. Дробовиком, думаю, не лучше ли опереться-то. И
дробовик не помог. Дробовик под лёд ушёл. Жалко дробовика. Нечем теперь еды добывать...
Из сил выбивать начало меня. Уйду, думаю, как дробовик, тоже под лёд. Тут парень
Проигрыша подошёл, верёвку мне бросил и выволок меня на берег. Пал я на оленей да скорее
в чум. По дороге две речки. Первую переехал я, а в другой опять тонуть начал. Не помню, как
выбрался и вот сюда уехал. Сами олени, видно, довезли.
От столпившихся в чуме людей было тесно. Все с любопытством и страхом слушали
рассказ. Заглядывали Василию в рот, когда тот медлил с каким-нибудь словом.
– Неладно поступил Проигрышев парень. Не по справедливости, не по закону, – сказал
седой, как ягель, Апицын Николай, владелец тысячи голов оленей. – Судить надо теперь
Проигрышева парня! Что глядите на меня, как олени новорождённые? Порядков не знаете?
По соборкам треплетесь, на новый лад перевернуть всё в тундре хотите. Вот вам польза от
нового – чуть не погиб человек! Всё из-за чего? Все из-за того – забыли старые порядки!
Какой закон раньше был? Не знаете? Я скажу. . Такой закон был: стал ты спасать человека от
смерти, да не до конца спас – сам умри той же смертью, от которой спасал. Вот как было
раньше. Вот чему старики учили. С парнем Проигрышевым надо сделать так же: надо его
судить. Поехал бы с Василием Модестовичем, не пришлось бы тому в реке тонуть. А он не
поехал. Он не хотел спасать человека до конца. И справедливость требует того, чтобы парня
этого судить. Не будем справедливых законов выполнять – как жить будем? Нельзя будет
жить в тундре. Все погибнем тогда. Человек человеку будет тогда хуже зверя.
Говорил старый Апицын, как власть и право имеющий, как суровый и многоопытный
отец перед молодыми сыновьями: стыдил их, укорял в невежестве; смело, уверенно указывал
путь, по которому нужно идти.
И все согласились с богатым стариком:
– Верно: не до конца довел своё дело Проигрышев парень. Судить его надо!
– Справедливость должна быть в тундре.
Стали просить Апицына:
– Ты – самый умный человек, сказывай, что будем делать дальше.
От лестной похвалы расплылся в улыбке рот Апицына, закрылись поблескивающие
глаза. Но понимает старик: наслаждаться не время. Люди послушны ему, как послушен
вожже передовой олень, и надо направлять их «на путь».
Для важности он с секунду медлит, чтобы сказать потом тихо и важно:
– Давно не бывало такого дела в тундре... давно не бывало!.. И надо собрать больше
народу, чтобы узнали: в тундре справедливость живёт! Надо переждать с судом над парнем и
день и два, чтобы собрать тех ненцев, которые кочуют от нас в дне пути. Надо одному
человеку поехать на восход, другому – на закат, третьему – на полночь, четвертому – на
лето... Надо оповестить всех, кого встретят поехавшие: в моём чуме будет суд над ненцем,
который переступил закон тундры.
– Так, так, – поддакнули ненцы, – суд над переступившим закон тундры!
– Кто поедет? – спросил Апицын.
Вызвались три сына Апицына. Четвертым поехал Варницын. Четвёртый сын Апицына и
двое работников были посланы за Проигрышем и его сыном.
После этого старик торжественно полез из чума Ледкова и, как бы между прочим, но как
о деле решенном, сказал:
– Приходи, Василий Модестович, за дробовиком: дам тебе дробовик. А зиму потом у
меня проживёшь, вместе с нами поохотишься.
ПОП НА ЛОВИТВЕ
1
Начало января 1929 года. Температура ниже сорока градусов по Цельсию. Резкий ветер
обжигает лицо.
Село Тельвисочное переполнено людьми. Группами, парами и в одиночку утиной
походкой растекаются по селу люди во всех направлениях. Одни проглатываются домами,
другие выплевываются ими. И улица не бывает пуста ни минуты.
Изредка мелькает мужское пальто с меховым воротником, женская фигура в теплом