Апицыну, что у него нет права собрания собирать и суд производить...
– Неладно сказываешь, – перебил председатель тундрового Совета. – Сделаем так, как ты
советуешь, – опять Апицыну одна польза будет. Он по всем тундрам прославит, что
Советская власть рот зажимает. Надо другое что придумать. Шаман Апицын – хитрый
человек. Нам надо супротив его хитрости тоже что-нибудь да похитрее придумать.
– Кто придумал самое хитрое? – шутит Павел Иванович.
– Я придумал! – храбро кричит парнишка лет четырнадцати.
Колхозники удивились:
– Ты?
Парнишка смутился, но учитель подбодрил:
– Ты не робей. Покажи отцу и всем нам, что твоя голова лучше всех наших голов
работает.
– Ххх-а, – расплылся парнишка от похвалы. – Так, я думаю, надо сделать... Хха-а-а!.. Все,
которые здесь есть, на собрание приедем и будем смотреть да слушать. Когда старики начнут
парня к утоплению приговаривать, тогда вот он, – показал пальцем на учителя, – пусть слово
скажет. Он – умеет!.. Ха-ха-ха... Он похитрее шамана будет.
Долго хохотали колхозники над прытким мальчишкой. И решили сделать так, как
советовал маленький дипломат.
– Лучшего исхода – три года думай – не придумаешь! – смеется Павел Иванович. –
Шаман Апицын будет побит не бумажкой из Совета, а решением общего собрания. Слава его
как шамана через это убавится. Только уговор: действовать на собрании всем дружно.
4
В просторном чуме старого Апицына полно народу.
Четырех оленей зарезал Апицын для угощения собравшихся, и все айбурдали парное
мясо, пили теплую оленью кровь.
Сын Апицына и два его работника давно уже уехали за Степаном и его отцом
Проигрышем. Шаман наказывал сыну:
– Проигрышу скажи так: «Твоё стадо растёт с тех пор, как ты перестал ездить в
Тельвиску. И стадо у тебя будет так велико, как море, если ты выполнишь все обычаи,
которые твой отец выполнял. Сын твой Степан нарушил старый обычай ненцев, и ты должен,
если хочешь, чтобы стадо твое умножалось, как умножаются куропатки, привезти сына на
суд ненецкого народа».
– Что буду делать, как сам он откажется ехать и откажется привезти Степана? – спросил
сын.
– Тогда зайди в чум к Василью Ивановичу. Василий Иванович хоть и не нашего рода,
хоть и ижемец он, а обычаи наши уважает. Василий Иванович скажет дочке своей, как
заставить Проигрыша привезти Степана на суд.
– Так... – сказал сын. – Ещё спрошу тебя: как быть, если Ваня-Вась не присоветует
Проигрышу ехать?
Апицын рассердился.
– Твоя голова – не голова, а надутый пузырь оленя, пустая голова. Ваня-Вась – умный
мужик. Ты тоже не будь дураком: начни с того, что ненцы его почитают за умного человека и
просят приехать быть судьей вместе с ними... Скажешь так – Ваня-Вась не может отказаться
от чести, если хочет жить в ладу со мной и другими хорошими людьми тундры.
Опасения сына Апицына, что Проигрыш откажется ехать, оказались напрасными.
Хариеста приказала мужу:
– Ты – шаман! Это помни. Выродка своего не защищай, коли почёта хочешь. Поезжай!..
И его повези. Как старики присудят, так пусть и будет. Гляди – как мы теперь живем! У тебя
было пятьдесят оленей, когда я в твой чум пришла. Я три года с тобой прожила и два парня
тебе принесла да пятьдесят оленей, чум новый. У самого у тебя стадо выросло. Почему?
Потому что сам ты умнее стал. Не пьешь, в карты не играешь. Шаманом опять же стал... Не
спорь со стариками – богатства ещё больше придёт к нам в руки.
И Проигрыш выполнил советы своей жены Хариесты Васильевны: приехал к шаману
Апицыну вместе со Степаном и с тестем своим Ваня-Васем.
Приехали и пармовцы во главе с учителем, но без председателя тундрового Совета,
чтобы не спугнуть шамана.
Апицын и Проигрыш, недавно перекочевавший из Большеземельской тундры в
Малоземельскую, не знали ещё в лицо всех бедняков, поэтому появление их на таком важном
собрании не вызвало у них подозрений.
Насторожился лишь Ваня-Вась, который знал, кажется, не только население всех тундр,
но и количество голов оленей у каждого ненца. Он сразу же дал понять шаману, с кем
придётся иметь дело.
– Вот и пармовцы все приехали.
Те предвидели возможность такого разоблачения, и один из них сказал:
– Мы не перестали быть ненцами от того, что кочуем вместе, артелью.
– Но-о-о!? – недоверчиво протянул Ваня-Вась.
А Апицын даже обрадовался:
– Хорошо, хорошо! То вовсе опять ладно: старое вкуснее покажется – от нового
откажетесь...
– А это кто с вами? – указал Ваня-Вась на учителя, обросшего бородой. – Видал я этого
человека где-то, а не могу припомнить, где.
– Совсем как наш учитель, – сказал Проигрыш. – Только у того лицо белое от жизни в
русском доме, да и бороды нет.
Павел Иванович сидел, потупив глаза, сдерживая улыбку. За него ответили приехавшие
вместе с ним:
– По весне пришел из Тиманской тундры.
– Чей будешь? – обратился Ваня-Вась прямо к учителю.
Молчать нельзя было, и тот назвал своего дальнего родственника, кочевавшего то ли в
Тиманской, то ли в Канинской тундре (толком он и сам не знал).
– Афанасия Трофимовича Вылки сын.
– Так, так, так!.. Знаю, знаю! – делает Ваня-Вась вид, что верит, а сам думает: «Учителев
голос. Поймаю голубчика».
– По-нашему говоришь? – спрашивает учителя с невинным видом.
Тот вовремя спохватился и вместо ответа спросил по-ненецки:
– Амгэ?.. (Что?)
– По-ижемски не говоришь, спрашиваю?
И опять повторил Павел Иванович:
– Амгэ?..
Ваня-Вась успокоился: учитель говорит по-ижемски и по-русски, а этот только по-
ненецки. Все-таки похож на учителя. Только зачем учитель в тундру поедет?.. Нет, не учитель
это. Проверить, однако, не мешает ещё раз. И Ваня-Вась начал расспрашивать про семью
Афанасия Вылки.
Пришлось учителю устраивать свадьбы, двух человек заставить умереть, «напустить»
сибирскую язву на стадо Вылки...
Выдумки от правды Ваня-Вась не мог отличить: нет у него верных улик, чтобы обвинить
собеседника во лжи. Но он всё ещё сомневается. Сомнения свои передаёт Апицыну и другим
старикам-многооленщикам:
– Не верю я этому ненцу. Голос у него совсем учителев... Знаю, вы народ умный,
опытный, а всё же тихонько дело ведите: худа, грехом, не вышло бы.
– Какое худо может быть? – беспечно отмахнулся Апицын. – Пусть он и учитель, да
нашего рода... Ненец он. Хороший ненец никогда не пойдет против того обычая, который из
веков передан нам стариками. Худым ненцем окажется учитель – тут много собралось
хороших ненцев: они заставят худого ненца выполнять хороший, справедливый обычай.
Ваня-Вась льстит Апицыну:
– В твоей голове больше умных мыслей, чем сёмги в Печоре-реке. А моя голова как
капкан: что попало в неё, то из неё не уйдёт. Твои умные речи навек останутся в моей голове,
и думы мои об этом ненце тоже останутся в моей голове. А ты делай, как твоя умная голова
велит тебе.
И вот начался суд.
Выпроводив из чума женщин и ребятишек, недостойных слушать «умные» разговоры
взрослых мужчин, Апицын сказал Проигрышу:
– Веди сюда сына твоего Степана. Пусть скажет он народу, почему не выполнил он
векового обычая тундры. Мы выслушаем его ответ и поступим так, как учили нас умнейшие
ненцы, стада которых были столь многочисленны, что не находилось человека, который бы
сосчитал всех их важенок и хоров.
Проигрыш позвал Степана, который, ничего не подозревая, упражнялся вместе с
ребятишками в метании тынзея.
Спокойно вошел Степан в чум, набитый людьми, как бочка рыбой. На почётном месте в