– Зачем учить? – говорит он очкастому человеку. – Чему учить? Я более девяти десятков
годов прожил без учения. А кто больше Ефима Тайбарея дикарей перестрелял?
– Не знаю.
– Вот, вот!.. А я тебе скажу: никто супротив Ефима Тайбарея.
– Не отдашь, значит, парня?
– Не отдам!
Но Яшка пошел против деда. Он сказал Ефиму:
– Ты всё мне про старину рассказываешь. В старину, говоришь, хорошо жить было. В
старину было так: день приходил – еду приносил. Так ты сказываешь. Ныне так не бывает.
День приходит, а еды не приносит. Жить, как ты жил, нельзя стало. Стало мало еды. Не
запасешь вовремя – сдохнешь от голода. Я хочу сходить в школу. Я хочу узнать, чему учат.
Может, школа научит еду добывать? Русаки все учёны. Ты сам знаешь. Они умеют еду
добывать. Они не сидят без еды, как мы с тобой. Я хочу научиться добывать еду, как русаки.
Ефим нахмурил брови.
– Ты хочешь быть, как луце?1 Луце не будет моим внуком. Хочешь быть луце – иди от
меня.
Горячими стали у Яшки глаза от слов деда. Две горячие капли выпали из глаз.
– Я схожу в школу, – говорит он деду, – потом к тебе приду. Только посмотрю. Я никогда
не видал школы. Ты тоже не видал. Надо узнать, дает ли еду школа.
Ефим всё ещё хмурится.
1 Луце – русский.
– Уйдешь в школу пароходом. Обратно – как? Пароход не придет больше сюда.
– Ты пойдёшь? Возьмём собак на пароход. На собаках приедем обратно.
– Я не пойду.
– Я один тогда.
– Не будешь моим внуком, как уйдёшь.
Очкастый человек так и ушёл на пароход, не дождавшись конца переговоров между
внуком и дедом.
А Яшка уговаривал деда два дня, пока разгружался пароход.
– Мы с тобой вместе всё время. И будем вместе, – говорил он деду, – я хочу увидеть
школу. Отпусти меня на мало дней. Потом опять к тебе приду. Дай мне четырёх собак с собой
– на них и приеду.
– Не дам собак. Дам тебе четыре, на чём сам на промысел выезжать буду?
– Тогда сам за мной на собаках приедешь, как снег выпадет...
Дед поверил: не останься в школе Яшка, не уйдёт от своего деда, потому что Яшка –
ненец, а не луце. А сидеть на одном месте ненец не будет.
Когда загудел басовито пароходный свисток, Ефим сказал внуку:
– Пойдем скорее в лодку. Пойдешь на пароходе до школы. Выпадет снег – приеду за
тобой на собаках.
– Ты хороший! – только и смог сказать Яшка.
Тыко Вылка сказал Ефиму:
– До соборки1 нельзя ребят развозить. Как соборка скажет, так и будет.
Тыко Вылка – председатель Новоземельского островного Совета. Тыко Вылка –
начальник. Ефим не может не слушать начальника. Ефим не может взять из школы внука.
И один в тот год встретил Ефим февральское солнце. Один радовался он первым ярким
лучам его. Не было в этот год рядом с Ефимом улыбающегося лица Яшки. Были только
собаки.
Ефим утешал себя в этот день мыслями:
«Не может быть такое, чтобы ненцы ребят учили. Придет время соборки, распустят всех
ребят. Закроют школу».
Но соборка не закрыла школы. Соборка постановила:
«Школе – быть. Всем ненцам – ребят учить. Ненцы должны стать светлыми через
школу».
Решение соборки – закон. Ефим не может нарушить закона: не может взять внука из
школы.
Да и сам Яшка не хочет уходить из школы: то, что в первые дни пребывания в школе
казалось ему страшным, потом полюбилось. Он сам смеялся потом над своими страхами.
Рассказывал деду:
– Учитель волосы стал у меня машинкой стричь, а я... ха-ха-ха... реветь начал. Думал:
голова будет болеть без волос. А лучше без волос-то: вшей совсем нет. В баню тоже боялся
идти. Все ребята боялись бани. Не хотели мыться. Тут учитель сказал: «Рубах новых не дам,
одеял не дам, как в баню не пойдете». А рубахи – новые. Нам всем хочется рубахи новые
надеть. Я сказал: «Зайдем в баню, рубахи наденем и выйдем». Учитель не понимает по-
нашему. Он не знает, что я сказал. И он дал новые рубахи всем-всем. Мы с рубахами в баню
побежали, а сами хохочем. Говорим: «Надуем учителя!» А он сразу за нами в баню пришёл.
Налил воды в ванну, по куску мыла нам дал да по тазу. Мочалки ещё не дал. «Мойтесь», –
говорит. Мы стоим – друг на дружку глядим: испугались!.. Ха-ха-ха... Он сам разделся да
меня первого за руку: «Ты, говорит, Яшка, парень смелый. На охоту, говорит, с дедом ходил,
зверей, говорит, не боишься. Неужто воды боишься?» – «Боюсь, говорю, воды».
Он голову мою нагнул, водой плеснул да мылом тереть начал. «Глаз только не открывай»,
– говорит.
Я крепко-крепко сжал глаза. И ничего!.. Потом он меня всего мочалкой тёр-тёр... Всех
1 Соборка – собрание.
ребят вымыл так, как меня. Хорошо потом стало. Легко!
Понравилось Яшке и на кровати спать, одеялом укрываться.
– Совсем вшей не было у нас в школе. А дома и тебя, и меня, дед, вши кусают.
Но больше всего увлекали Яшку чтение и письмо. Уже научившись читать, он всё ещё с
недоверием и страхом брал в руки новую книгу. Хохоча, спрашивал у учителя: «А эта книга
мне как ничего не скажет?»
Но открывал первую страницу и верил – книга говорит!
И интересовало Яшку на первых порах не то, о чём рассказывала книга, а то, как из
тёмной сетки значков-букв каждый раз складываются слова. Слова часто попадались совсем
непонятные, и он спрашивал о них у учителя. Так делали и все школьники. И все научились к
концу года читать. Гордились этим умением. Хвастали один перед другим. Смеялись над тем,
кто долго не мог прочитать слова.
И с каждым днём книги становились понятнее, интереснее. Нехорошо в книгах было
только одно: про Новую Землю ничего в них не было. Но рады были и тому, что в книгах
часто встречались их имена. Тогда воображали, что про них это написано в книге: про Яшку
из Крестовой, про Кольку из Маточкина Шара1, про Федьку из Белушьей губы.
Самым же большим праздником для каждого была первая записка, написанная учителю и
прочитанная учителем. Это значило, что они и сами уже могут заставить бумагу сказать то,
что думают.
Яшке очень понравилось писать учителю «письма» и получать от него написанные
ответы. Выходило так: он, Яшка, сидит вместе со всеми в комнате, и никто не знает, что
сказала его бумажка учителю и что сказала ему бумажка от учителя.
Да, в школе много было интересного. И Яшка совсем не хотел уходить из школы, не
узнав всего, что можно было в ней узнать.
Он вернулся в Крестовую только в августе на пароходе. А в октябре опять поехал в
школу.
Не мог Ефим оставить у себя внука: так соборка постановила, чтобы ребята учились в
школе по три – четыре года.
И жить без внука Ефим тоже не мог: он любил внука и любил солнце. Но без внука его и
солнце не радовало.
И Ефим поехал вместе с Яшкой в то становище, где была школа: поехал из Крестовой в
Белушью.
Много промышленников жило в Белушьей, и плохо промышлял Ефим. Часто голодал он.
Яшка изредка совал деду кусочки хлеба и мяса, которых сам не съедал в школе.
Ефим вздыхал. Ворчал и хирел.
Так прошло два года.
Два года ходил Ефим встречать солнце в Белушьей вместе со всеми.
И не радовало его восходящее солнце, потому что Яшки не было с ним: Яшка со
школьниками и с учителем, а не с ним ходил встречать солнце.
В мае у Яшки кончались школьные занятия, и Ефим оживал.
Оба вместе охотились всё лето на гусей. Вместе собирали птичьи яйца.
Четвертую зиму хотел Яшка учиться в школе. И четвёртую зиму Ефим должен был
промышлять один и в одиночку встречать февральское солнце.
Подумал Ефим об этом и заплакал, как ребёнок.
– Я старый стал, – говорил, плача, Яшке. – Я не могу, как раньше, добывать себе еду. А
тебя в школе кормят. Ты сытый. Ты пойдёшь в школу, я в эту зиму издохну. Ко мне часто
приходит во сне старуха – мать хабеня. Зовет меня с собой. А ты – большой. Ты теперь