Выбрать главу

можешь добывать еду себе и мне, как раньше я добывал тебе и себе. Только здесь мало зверя,

а народу много. Лучше в Крестовой.

Пожалел Яшка деда, не пошел в школу, а уехал с дедом в Крестовую.

Ефим от радости помолодел. Два дня ходил улыбающимся, хлопотливым хозяином.

1 Маточкин Шар – пролив, разделяющий Новую Землю на два острова: южный и северный. На берегу пролива

есть становище Маточкин Шар.

Кормил собак, рассказывал Яшке, как жил он в тундре. Со старины перескакивал на будущее:

– Заготовим, как придем в Крестовую, всё зараньше. По первому пути на Карскую

сторону пойдем. Будет удача – еда будет.

Яшка согласился с дедом.

– Всегда бы, – сказал он деду, – жил ты так, никогда бы голодать не пришлось.

– Новое время пришло, новый народ пошел, видно. Раньше мы не так думали. Теперь ты

– хозяин. Думай так, как сам думаешь. А я буду думать так, как раньше думал. Думать будем

– ты и я – по-своему, а еду добывать будем вместе.

– Ладно.

Но ушел пароход из Крестовой, и Ефим Тайбарей забыл о том, что обещал не мешать

внуку думать и делать по-своему. Сидя на грязном полу, он ворчал ежедневно:

– Не так живёшь, как раньше мы жили. Всё хлопочешь, всё хлопочешь. Всё запасаешь. У

луце запасать научился? В школе запасать научился? Почему не хочешь жить, как птица?

Яшка злился:

– Отстань! Не птица я – человек. И жить хочу, как человек. У меня есть голова. Моя

голова думает. А птица не может думать, хоть у нее тоже есть голова, – так сказывали в

школе. И я сам знаю, что птица не думает. Думала бы, как человек, не была бы глупой. И нам

бы её не подстрелить.

Дед брызгал слюной, свирепо чесал голову.

– Какое время пришло! Молодой старика учить зачал. А ты погляди на птиц, которая

которую учит: старая молодую или молодая старую? Чему молодая старую будет учить?

– Я тебя не учу. И я не хочу учиться у птицы. Я хочу от людей учиться. Не мешай

учиться, как я хочу. Будешь мешать – уйду от тебя!

По глазам, по твердости в голосе знал Ефим: уйдёт внук.

Боялся ухода. Притих.

– Капканами здесь будем ловить песцов или на Карскую пойдём? – спросил Яшка, когда

Ефим перестал брюзжать,

– Чего здесь будешь ловить? Шестеро промышленников теперь в Крестовой, да нас с

тобой двое. Куда будешь капканы ставить? Все хорошие места забрала артель из русских, а

нам что осталось?

– А мы к ночи1 дальше поставим. Там, где никто не ставит.

– Вот, вот!.. Русаки под окном будут песцов ловить, а ты каждодневно гоняй собак до

одуренья. Много ли так напромышляешь? Собак загоняешь – только и всего промысла.

– А зачем в артель с русскими не пошел, когда звали?

Промолчал старик. Не любил он говорить об артели. Ненавидел артель. Говорил:

«Артель русские выдумали, чтобы забрать себе лучшие промысловые угодья».

Яшка усмехнулся.

– Молчишь? Тогда меня слушай. Я думаю так: сначала здесь будем промышлять, потом

на Карскую пойдём.

– Дурака работа любит. Что только – погляжу я – заработаешь? А я не дурак! Не первый

год на свете живу. Не первый год и в Крестовой. Не буду здесь промышлять – вот мой тебе

сказ.

– Что делать будешь?

– Ничего не буду. Хлеб есть наперво. Не будет хлеба – Госторг ещё даст. Много ли мне,

старику, надо? На сухой корочке проживу, пока не придет пора на Карскую идти.

– Так. Теперь меня слушай. Я буду говорить... ты будешь лежать – я тебе мешать не буду.

Я буду промышлять – ты мне не мешай. Ладно?

Ефим сложил губы в трубочку. Говорит насмешливо:

– Ученым стал? По-ученому делать хошь? Делай! Погляжу, что выйдет. Хи-хи-хи...

Покраснел Яшка. Глаза затуманились от злобы...

Сдержал себя. Только зубами скрипнул и выбежал из комнаты.

А на улице думал:

1 К ночи – к северу.

«Зачем уехал из школы? Дед совсем не в уме стал. Помогать не хочет... Как буду один

промышлять? Три зимы проучился – зачем? С дедом ругаться чтобы?.. Надо думать. Надо

много думать. Тогда, что ли, да и придумаю? Думать надо, как жить».

И пошел Яшка думать на гору.

Шептал, поднимаясь:

– Выше зайду – дальше видеть буду. Дальше видеть буду – лучше думать буду. Зайду, как

смогу, на вершину горы.

Горы около Крестовой высокие, крутобокие. Облака часто ниже горных вершин

спускаются.

И Яшка в полугоре притомился. Присел отдохнуть.

Полукругом расходились от Яшки крутобедрые каменные громады гор, а перед глазами

его синело море.

Горы стояли неподвижно, безмолвно, сурово. Вершины самых высоких гор покрыты

были снегом, как шапками. На белых снеговых шапках искрилось солнце. А каменные

крутые подъемы гор от солнца казались темнее обычного... Гордо, величественно, но и

сурово стояли каменные великаны в белых, блестящих от солнца шапках.

Когда Яшка с гор смотрел на море, он казался себе большим и сильным, как сами горы, а

море – большим, ревущим, но бессильным перед ним, Яшкой, чудищем.

Сегодня море не ревело, а лишь тихо урчало: ветер был с гор, и волны не лезли на

каменный берег. Волны резвились сегодня там – около горизонта.

Яшка смотрел на море и думал о жизни с дедом:

«В море водятся звери. В горах водятся звери. Надо уметь брать зверей морских и

горных, тогда будет жить хорошо, тогда будет хлеб, будет мясо, будет масло, будут сахар и

чай. Дед хорошо знает, как надо брать зверей морских и горных. Но дед не хочет. Я учился у

деда брать зверей. Я помогал всегда деду. Я стал стрелять в зверей с восьми годов. Я хорошо

стреляю. Дед стреляет лучше меня. С дедом было бы лучше вдвоем промышлять. Дед не

хочет. Надо одному промышлять. Трудно сначала будет одному, тяжело. Потом привыкну. Не

будет со мной дед промышлять – уйду от него. Сейчас нельзя уйти от деда: собак нет. Своих

собак дед не даст. Надо много зверей убить, чтобы купить себе собак. Надо восемь собак, не

меньше. За собаку платить тридцать – сорок рублей. Боле трехсот рублей на собак надо. Надо

изловить шесть хороших песцов, чтобы купить восемь собак. Или достать нерпичьего сала

восемьдесят пудов. Или убить четырех больших медведей. На белых медведей я боюсь идти.

Отца моего задрал белый медведь, и я боюсь. Я не пойду один на медведя. Буду ловить

песцов и бить нерпу. Больше я ничего не могу придумать. Я так и говорил деду. И больше

ничего не могу. Буду один промышлять, без деда. А то в артель проситься буду. Так и скажу

деду. .»

Два дня лежал Ефим Тайбарей в избе. Два дня не говорил внуку ни слова.

И внук не говорил деду ни слова.

Дед думал:

«У парня дурь пройдёт. Увидит – одному ничего не поделать. И пройдёт».

А Яшка ждал тихой погоды, чтобы съездить в лодке к северу: выбрать места для

установки капканов.

Но тихая погода не пришла. Зато пришли мороз и снег.

– Припаек1 будет через день-два. Будет припаек – пойду на припаек.

– Пойдёшь?

Чувствует Ефим: твердо, как камень, решение Яшки, – ничего, что молод.

Вспомнил Ефим времена старые, те времена, когда он был таким же вот

шестнадцатилетним парнишкой, как теперь Яшка. Нет, не смел в те времена мальчишка

ничего говорить против взрослых. Не смел иметь своих дум, как сейчас Яшка. А Яшка –

наперекор старику – даже промышлять один собирается. Когда-то и Ефим промышлял один.

И хорошо промышлял!..

Встали перед глазами Ефима картины прошлой удачной охоты. Эх! Было бы теперь

1 Припаек – лед, примерзший к берегу моря. В открытом море припайка почти не бывает. Бывает только в губах.

столько зверя, как раньше, показал бы ещё себя старик!

И вдруг сказал Яшке:

– С тобой пойду.

Яшка рад.

– Хорошо, дед! Вдвоём больше добудем. А не пошел бы ты, в артель я ушел бы.