Латира правильно определил, что нужно пострадавшему, и всё по-быстрому организовал. Спасибо, хорошо: не надо шевелиться самому. Вильяра... Пока она честно выполняет свои обещания, на остальное Ромига готов наплевать. Греет. Тёплая. Нужна.
Дорога в снегах показалась невыносимо долгой, хотя заняла всего часа два. Девчонка Мули очень старалась, чтобы ему было удобно, но привязанного к саням нава всё равно донимали два мучительных ощущения: слишком светло и холодно.
Рыжие ведьмы Даруна и Нгуна по-прежнему боялись "оборотня" до судорог. В другое время он посчитал бы это забавным, сейчас -- просто отметил про себя.
Зачарованный Камень Ромига почуял издали. Потянулся к нему всем существом -- поймал ответный ток энергии, не родной, но вполне подходящей. Как же велика разница с поганым жёлтым менгиром! А Вильяра пользуется тем и этим, без разбору... Нет, о природе здешней магии Ромига тоже поразмыслит позже.
Приехали! Сейчас женщины будут обустраивать стоянку, а он полежит, потихоньку поприводит себя в порядок. Наружу из Камня энергия сочится еле-еле, а ему сейчас так и нужно: по капельке, постоянно. Латира -- умница, мудрый не только по названию!
А Мули, оказывается, сильна. То Ромига её на руках носил, а теперь она его подняла, легко. Рыжие выстроили иглу, однако нав попросил не тащить его туда, а положить у Камня. Попросил, голосом: прогресс, однако. Даже Приветственную песнь спел, тихо-тихо.
-- Оборотень, ты не замёрзнешь на снегу?
-- Уже нет. Особенно, если ты подстелешь мне шкуры.
Девчонка тут же уложила его обратно в сани и вместе с ними подкатила к Камню. Заботливо укутала, подоткнула меховые одеяла со всех сторон. Иногда она производила впечатление безнадёжной дурёхи, иногда проявляла завидную смекалку и сноровку, всякий раз неожиданно. Впрочем, и об этом будет время подумать. Свет-то, между прочим, уже не режет глаза. Солнце ещё высоко, а ему уже лучше, заметно лучше. Хотел глянуть на свои руки, проверить, не сходит ли с них чёрная чешуя, но угрелся и задремал. Тёмно-серая угловатая глыба Зачарованного Камня посреди снегов -- лучшая печка!
В сумерках Мули затеяла варить ужин, нав сквозь дрёму учуял сытный запах походного супа, но когда девушка принесла ему котелок, отказался, попросил лишь тёплой воды. И воду-то изменённое тело приняло с трудом, всего пару глотков.
Ночью, несмотря на крепчающий мороз, нав остался у Камня. Мир снова лихорадило, что-то где-то происходило, отзываясь то содроганием грунта, то головокружением, то зарницами в небе, то вспышками света под закрытыми веками. Ромига с обречённой тоской ждал, когда его снова неодолимо потянет в круг, но обошлось.
К рассвету набрался сил, чтобы послать зов Вильяре. Мудрая не ответила: то ли не захотела, то ли не смогла, то ли попросту не услышала. Зато на второй зов, почти без надежды на успех, неожиданно откликнулся Латира. Сообщил, что все живы, всё идёт по плану, подробности -- при встрече, и посоветовал Ромиге спокойно поправляться. Нав хотел возразить, что не болен, просто... Нет, объяснять чужому тонкости взаимодействия с родной стихией совершенно ни к чему. Здоровым-то Ромигу по-любому не назовёшь, значит, больной. И надо таки поправляться: поправлять себя.
Утро до восхода нав посвятил глубокой, по всем правилам, медитации. К тому времени, как солнце вышло из-за дальних гор, а заспанная Мули -- из иглу, Ромига почувствовал голод: впервые после круга. С нетерпением ждал, когда девчонка разогреет вчерашний суп. Чуть-чуть поел: Мули кормила с ложки. Сам с трудом выпростал руку из-под шкур, но пальцы не работали, чёрное спеклось в коросту и сковало движения. Судя по мерзкому привкусу навской крови в супе, на губах у него та короста трескались, но боли Ромига не ощущал.
Покормив его, девчонка решительно прищурила глазища и принялась ворожить. Под её заунывные завывания будто мельчайшие иголочки начали покалывать лицо, голову, шею, плечи, руки -- те места, над которыми Мули водила ладошками. Приятно и вряд ли вредно: нав не стал возражать. Так и задремал, а проснулся ближе к полудню, опять голодный и гораздо бодрее, чем утром.
Дотянулся до отставленного в снег котелка, согрел магией и с удовольствием выскреб до дна. Короста на руках трескалась, трещины кровоточили, заплывая чёрным и снова расходясь от движения. Чувствительно и неприятно, но Ромига счёл эти ощущения, скорее, хорошей новостью от приходящего в себя тела. Сел поудобнее и углубился в медитацию. А Голкья снова дрожала, мешала сосредоточиться, просила тёмной песни: не так настойчиво, как прошлый раз, но ощутимо.
"Мудрый Латира!" "Я слышу тебя, Иули. Что случилось?" Ромига искал слова, чтобы объяснить, но понятийной базы не хватало, а безмолвная речь давалась ему тяжело: "Мудрый, меня снова тянет в круг, и на этот раз я оттуда не выйду. Вы бы как-нибудь разобрались сами. А то меня ждут дома, живым." "Я понял тебя, Иули! Спасибо, что сказал."
Вскоре после разговора нава отпустило, а через некоторое время очертания Камня на миг затуманились, и на снегу у подножия вяло заворошился меховой ком с характерной пепельной макушкой.
-- Мудрый Латира?
Старик с трудом доковылял до саней, присел на край. Устало улыбнулся наву:
-- Всё хорошо, Иули. Стихии успокаиваются, ты живой, я живой, Вильяра живая, -- заглянул в пустой котелок, крикнул. -- Эй, Мули!
Девчонка вылезла из иглу, подбежала, скорчила недовольную гримаску:
-- О мудрый, зачем шумишь, когда можно позвать? А если бы я ловила белянок в распадке? Всех бы мне распугал!
-- Сама ты белянка! -- фыркнул старик. -- Я тебе что велел? Приглядывать за ним в три глаза! -- указал на нава.
-- А чего за ним приглядывать? Дикие звери к Камню не ходят, кричавки не летают. Двуногие пусть сами боятся, кто Великого Безымянного победил. Я его полечила, больше пока не надо. Мули спит, ты шумишь... А теперь вот смеёшься. Почему Мули смешная?
-- Потому что смешная. Тащи сюда припасы, будем варить обед, с моими приправами.
Пока собирались готовить, нав лежал с закрытыми глазами. Не в медитации -- просто задумался. Между прочим, понял, что совершенно не желает никому рассказывать, как именно дурёха Мули заделалась воительницей. Только он решил помалкивать, девчонка сама проболталась Латире. С тою же лёгкостью, как прежде -- наву, но с более цветистыми подробностями. И как решила следовать пути, что указал отцу и всем Наритья Великий Безымянный. И как по первому снегу удрала из дома на одиночную охоту, как скрадывала двуногую добычу, как убила, как разделывала и ела.
Надо отдать должное Латире: он слушал спокойно и внимательно, не отрываясь от стряпни. Вовремя поддакивал и задавал уточняющие вопросы. Лишь разъяснив детали, так же спокойно спросил:
-- Мули, ты знаешь, что сотворила одно из худших беззаконий, и какое наказание тебе за это положено?
-- Почему беззаконие? Мудрый моего клана объявил новый закон, Мули исполнила. Я первая, первая в нашем доме его исполнила! За это Великий Безымянный взял меня в ученицы и обещал меня, меня первую провести через солнечное посвящение.
-- Какое-какое посвящение? -- переспросил Латира.
-- Великий обещал, все одарённые Наритья со временем примут силу, подобную мудрым. Только мы не будем отдавать стихиям свои имена и родовые ветви, за нас отдадут низшие и бездарные, вместе с ничтожными своими жизнями. Их сердца и кровь станут даром Великому Солнцу, их тела станут пищей на празднике посвящения...
Ромига узнал напевные интонации несостоявшегося Голкиры, а старик стал мрачнее тучи.
-- Мули, ты, правда, готова украсть чью-то жизнь и дар, чтобы преумножить свои?