-- Кто?
Тунья не стала отвечать. Отложила скребок, взяла светильник и пошла впереди, показывая дорогу. Слуга потянулся следом молча и настолько бесшумно, что показалось, отстал. Оглянулась -- пробрало жутью, будто узрела нежить из детских страшилок, тень во плоти. Дальше погнала его впереди себя, подсказывая повороты. А в хлеву слуга вылупился на скотину, будто, правда, первый раз увидел. Поймал удивлённый взгляд Туньи, сглотнул и сообщил:
-- Распорядительница Тунья, имей в виду, я ничего, совсем ничего не помню и не умею. Я ничего не знаю про этих ваших шерстолапов. Что едят, куда гадят, повадки, как управлять... Дети знают, а я нет. Научусь или вспомню, но пока могу только самую простую работу. Я сейчас сильный, но глупый.
Тунью передёрнуло ознобом от его слов. Нелепое пугало, да. А если представить, что с хорошим, правильным охотником случилась такая беда? Например, с ней самой? Или, хуже, с Лембой?
Тунья набрала в грудь побольше воздуха и рявкнула:
-- Эй, Рыньи, ты тут?
Подбежавшего подростка наградила подзатыльником, сгребла в охапку, стиснула до возмущённого писка:
-- Ну, тёть!
Отстранила от себя, держа за плечи, заглядывая в хитрющие жёлтые глаза.
-- Рыньи, я привела тебе новенького. Его кто-то стукнул по башке, и он забыл всё, кроме как дышать, есть, ходить. Вильяра научила его словам, болтает он бойко, иногда даже слишком. Но что понимает, что нет, я не знаю. Хвастается, что глупый, но сильный. Проверь. Поставь его на самую простую работу, чтобы по дурости не нагадил и сам не угробился. Глаз не спускай первое время. Учи всему.
Тут же оглянулась -- новичок не слушал разговора, стоял столбом, рассеяно смотрел на серые спины в загоне. Племянничек тем временем вывернулся из цепких лап Туньи.
-- Ну, тёть! Сколько можно ковыряться в навозе и пасти дураков? Я в кузницу хочу, подмастерьем. Ты обещала!
-- Зима длинная, Рыньи. Сперва докажи, что ты по праву жуёшь мясо в этом доме. Пока у тебя получается. Говорю не от нашего с тобой родства, а от гривны, -- Тунья со значением коснулась золотого обруча на шее, -- А новичка, чтоб ты знал, нашёл и привёз сам мастер Лемба. Новичок зачем-то нужен мудрым и лично Вильяре. Позаботишься о нём хорошо, тебя заметят и поблагодарят.
-- Ладно, -- буркнул подросток, оборачиваясь к новенькому и разглядывая его в упор. -- Ну и ну! Я таких, как ты, даже во сне не видел. Звать-то тебя как?
Новенький ответил:
-- Не помню. Мудрая Вильяра и мастер Лемба назвали меня Нимрином.
-- А я -- Рыньи. Я здесь главный. Старший над младшими слугами. Будешь меня слушаться. Сперва походишь за мной, посмотришь, поучишься. Что непонятно, сразу спрашивай. Потом поставлю работать.
На самом деле, Рыньи просился в кузницу не слишком искренне. Глава дома Рамуи отправил внука учиться в дом Лембы, чтобы у них потом тоже был свой кузнец. А тётка приставила к делу, которое получалось у племянника лучше всего. Да, ухаживать за скотиной Рыньи умел и любил. Шерстолапы слушались его, как никого другого. Своенравные и опасные гиганты позволяли вычёсывать себя во всех местах, кататься верхом и даже таскать за хоботы. Рыньи видел малейшие перемены в их настроении ясно, как раскрытую ладонь... Так вот, шерстолапам Нимрин не понравился! Как пришёл вместе с Туньей, так они забеспокоились, будто почуяли хищника. То ли привыкнут к странному двуногому и примут, то ли нет. Проводя Нимрина по пещере-загону, объясняя, что здесь к чему и почему, Рыньи пристально наблюдал за своими подопечными. Шерстолапы буравили Нимрина свирепыми взглядами, переставали кормиться, матухи прятали за собой сеголетков.
-- Не маши руками и не подходи близко к краю, могут сдёрнуть хоботом, -- на всякий случай предупредил Рыньи новичка.
-- Понял, -- коротко отозвался Нимрин.
Обзорная галерея была выдолблена под потолком огромного пещерного зала так, чтобы снизу не достали. Кое-где высоты не хватало: Рыньи слышал, будто раньше шерстолапы не росли такими большими. Нимрин без подсказок определял опасные места и мягко, плывуче скользил вдоль самой стены. Вылитая горная зверюга, честное слово! Шарил вокруг диковатым взглядом, что-то варил у себя в башке, а вопросов не задавал. Тогда Рыньи спросил его сам.
-- Эй, Нимрин, тебя вся скотина боится?
-- Не знаю, не помню. А разве они меня боятся?
-- Да, и это плохо, потому что шерстолапы стараются затоптать всё, что их пугает. Они умные и памятливые, могут долго ждать удобного случая. Запомни, если видишь такой изгиб хобота хотя бы у одного, близко не подходи.
-- Близко -- это сколько? Как они атакуют?
Рыньи мог рассказывать о повадках скотины до позеленения, своего и слушателя. Но стадо в пещере совсем перестало кормиться и сбилось в тесную кучу, хоботами и бивнями наружу.
-- Пошли отсюда, быстро, -- велел Рыньи. -- Потом попробую приучить их к тебе. Если не привыкнут, пусть Тунья ищет тебе другую работу.
Нырнули с галереи в узкий коридорчик с лестницей, вышли в соседнем зале, на нижнем уровне. Здесь шерстолапов не было, пятеро слуг выгребали из загона водорослевую сечку с навозом, грузили в тележки и увозили к мусорному колодцу. Рыньи оценил объём работы, сделанной в его отсутствие, привычно прикрикнул:
-- Имейте в виду, дармоеды, пока не заменим подстилку в этом загоне, спать никто не пойдёт.
Вместо того, чтобы зашевелиться шустрее, слуги насупились, сдвинулись плечом к плечу, сжимая тяжёлые кулаки. Самый мелкий из горе-работников был выше Рыньи на голову и вдвое тяжелее. За Рыньи стояла власть дома, потому он не испугался сразу, только опешил. Приоткрыл рот, ища верное слово, чтобы окоротить подчинённых. Да что ж за день такой! Шерстолапы бузят, и эти туда же! Нимрин молча встал рядом, готовый к драке. Пятеро громил мерзко заухмылялись, глядя на подростка и тощее нечто в обносках. Ясно же, в чью пользу расклад сил! Но когда Рыньи похолодел от страха, Нимрин вдруг положил руку ему на плечо и затянул Зимнюю Песнь Умиротворения. Рыньи поскорее подхватил напев. Пятеро бузотёров, нехотя, медленно, но всё-таки разжали кулаки и замкнули круг. Когда допели, Рыньи осталось перезнакомить всех и выдать Нимрину грабли, вилы, тележку. Рыньи подождал немного, убедился, что здесь дела пошли на лад, и отправился успокаивать скотину.
Самого его тоже потряхивало, несмотря на Песнь. Неразлучная пятёрка теряла край. Как далеко они могли зайти сегодня? Что взбредёт им в голову завтра? Стыдно жаловаться Тунье, мол, не справляюсь с подчинёнными, а делать-то что?
Матёрые охотники, назвавшие себя Арайя, Руо, Фарна, Литсу и Му, объявились в доме кузнеца уже по снегу. Поклонились Лембе и попросились в услужение, хотя бы младшими слугами. Рассказали про снесённый оползнем дом. Сами, якобы, ездили на ярмарку, потому выжили, но без крова -- это ненадолго. Зима мела на порог, кузнец пожалел живые души, принял, пустил. Беда в том, что живые души никогда не знали или напрочь забыли, каково быть младшими слугами. От грязной и нудной работы они быстро начали звереть. Отпросились на охоту раз, другой. В незнакомых угодьях ничего не добыли, вернулись пустыми. Или такие же охотники, как работники? Да чтоб их дикая стая взяла!
А шерстолапы до сих пор жались в круг, вот же скальный оборотень Нимрин! Но Песнь он запел очень, очень вовремя. Досада, что сам Рыньи не сообразил, стоял и язык жевал.
Корноухая, старшая матуха, потянулась хоботом навстречу Рыньи, обдала теплом дыхания. Он нырнул под бивни, обнял неохватную шею, прижался к косматому плечу. Корноухая изогнула хобот и ласково потрепала по спине ещё одного напуганного детёныша, раздула ему пушистую шерсть на затылке. Рыньи рассмеялся и принялся начёсывать скотине подмышку. Рядом с шерстолапами ему всегда было хорошо и спокойно. Он уже не понимал, как мог испугаться подчинённых? С чего решил, будто они нападут? Нет, конечно! Брали на испуг, проверяли, каков он, старший слуга. Но ничего не сделали бы! Не спятили же они совсем, нарываться, чтобы мастер Лемба отказал им от дома?