Мудрый вывел Ромигу в каком-то невнятном заснеженном закутке, сказал держаться за спиной и быть бдительным. Лабиринт узеньких проходов между высокими глухими стенами из снежных кирпичей показался Ромиге странной пародией на южные города Земли. Традиционные жилища охотников снежная архитектура тоже напоминала, но в коридорах знакомых наву домов никто не бросал под ноги обглоданные кости и не отливал на стены. Вероятно, здесь это тоже не слишком приветствовалось: идущий впереди Латира брезгливо сторонился жёлтого снега и бурчал себе под нос. Время от времени навстречу попадались охотники, аккуратно расходились со стариком и навом, но скользили по обоим равнодушными, не запоминающими взглядами: Латира набросил на себя и спутника местную версию "ничего особенного".
Где-то неподалёку гомонили голоса, мудрый двигался к источнику звука. Тропинка между двух стен резко нырнула под аккуратно выведенный снежный свод. Лесенка вниз, и почти сразу -- вверх, голоса приблизились вплотную. Ромига глянул по сторонам: такого огромного иглу он не видал ещё ни разу и не представлял, как подобное можно выстроить без магии. Впрочем, магией жители Голкья владели, плюс многотысячелетний опыт... Под куполом, ярдов десяти в диаметре и не меньше пяти высотой, было заметно теплее, чем на улице. Надышали! Народу-то -- ступить негде. Потрёпанного вида охотники сидели на облезлых шкурах или на табуретках из лозы, большинство что-то ели: хлебали походный суп из глиняных плошек, грызли вяленое мясо или сочный белый овощ, именуемый сытью. Столов тут не было, видимо, для экономии места. Опять же, стол подразумевает чинную трапезу и некое единство сидящих за ним, а здесь перекусывали наспех, не глядя на соседей, или, наоборот, болтая с кем попало. Трактир? Он самый, подтвердил Латира и ещё раз повторил про бдительность. Но пока внимания на них никто не обращал, даром, что старик с навом прошли помещение насквозь, чуть ли не по ногам. Из первого снежного купола крытая галерея вела во второй, такой же обширный. Здесь тоже было полно народу, но почище, поблагополучнее на вид. В третьем по счёту иглу за общим столом сидела самая почтенная публика: пятеро мужчин и одна женщина, могучие, в добротной одежде, с золотом в ушах. Они сейчас не ели: пили что-то горячее из кружек и беседовали. Латира сбросил заклятие с себя и поздоровался -- немая сцена!
Пожилой мужчина во главе стола привстал и удивлённо-радостно протянул:
-- Старый, ты же умер, нет? Травник хвастал, что засадил в тебя стрелу. Недолго хвастал, наутро самого нашли с перерезанным горлом.
-- Ты же понимаешь, Груна, я -- мудрый, меня не так-то просто убить. А травник то ли окосел, то ли нарочно стрелял, чтобы упустить подранка. Жаль, его прирезали, я хотел поговорить с ним по душам...
Латира подтащил к столу табурет -- ему уважительно освободили место -- и уселся, важно приосанившись. Некоторое время мудрый и охотники оживлённо обсуждали ярмарочные новости.
Ромига стоял, привалясь плечом к стене, слушал и на всякий случай запоминал. Его по-прежнему не замечали. Понятно, почему мудрый оставил на нём маскирующее заклятье. Однако нав поймал себя на мерзком ощущении, что его, в самом деле, уже почти нет: тень за спиной Вильяры, тень за спиной Латиры. Ловля беззаконников может продолжаться вечно, мудрая никогда не приступит к исполнению своей части договора. Чужак Нимрин останется на Голкья, пустит здесь корни, с каждым годом всё больше забывая и забываясь... "Нет, я -- Ромига, нав из Великого Дома Навь. Я вспомню всё, я увижу смерть своего врага и обязательно найду дорогу домой! Сам или с чьей-нибудь помощью, но я это сделаю!" А кстати, почему "я увижу смерть врага", а не "я убью"? Цепляла некая закавыка, нечто из последних дней (или месяцев?), перед тем, как Ромигу унесло в неведомые дали. "Встретит самого страшного своего врага и умрёт от его руки поганой смертью!" -- кто это сказал, о ком, при каких обстоятельствах? Никаких подробностей! Нав положил себе вспоминать: сознательно и целеустремлённо...
-- Слушай, а что за мертвец поднял переполох сегодня ночью? -- Латира продолжал расспрашивать местного трактирщика Груну.
-- Да какой-то арханин. Я его живым не знал по имени, но пару раз кормил здесь. Он вполз в трактир и, ну, плакаться, как их убивали на тракте. Я сам не слыхал, меня позвали, когда он уже дрыгнул ногами. Хочешь посмотреть труп? Мы сложили его в ледник, где обычно.
-- Пореже бы такое обычно! -- вздохнул Латира. -- Может и травник у тебя?
-- У меня, его в соседнем проулке нашли. И ещё какие-то четверо архан, оттуда же. Кстати, если тебе интересно: рыжий заходил сегодня ночью, смотрел тела. Вот спрашивается, какое ему дело до архан? Наритья-то своих он, говорят, бросил на растерзание Вильяре.
-- Не на растерзание, а она их в клан приняла. Кое-кого изгнала совсем, но большинство теперь -- Вилья. И некоторым арханам тоже повезло. Если уживутся вместе в доме у Синего фиорда.
-- В том вымершем?!
-- Мудрые проверили его и сняли печать. Теперь дом как дом. Ладно, Груна, рад с тобой посидеть, да некогда мне язык морозить. Пойду гляну на покойников, а ты готовься принимать почётных гостей. Ещё трое мудрых собираются вскоре посетить твой трактир, если не передумали. Хорошо бы ты нашёл свидетелей рассказа того арханина.
Латира жестом поманил Ромигу за собой, они миновали ещё некоторое количество снежных куполов и вышли во внутренний дворик, крытый навесом из чего-то вроде рогожи. По правую руку штабелем были сложены разделанные туши рогачей: объём продовольственных запасов трактира впечатлял. По левую -- на утоптанном снегу, рядком, лежали шесть мёртвых охотников. Одетые, обутые, только без поясов, и лица прикрыты кусками шкур. Мудрый тяжело вздохнул и прошёлся вдоль ряда, открывая их. Спросил нава:
-- Который?
-- Крайний слева.
Латира тут же принялся осматривать труп и ворожить над ним. Ромига, при желании, мог бы узнать о покойном немало всякого, но ничего особо полезного. Живой беззаконник был ему любопытен, а мёртвый -- нет. Нав мельком глянул на остальных: знакомых не обнаружил. Просто стоял и ждал, пока Латира закончит осмотр.
Ощущение смутной, разлитой в воздухе опасности стремительно сгущалось - и сгустилось до предчувствия катастрофы. Мир снова трещал по швам, снова нуждался в тёмной заплате. В чём дело? Вероятно, кто-то из мудрых где-то неподалёку сорвал песнь...
-- Иули, с тобой всё в порядке? -- вопрос Латиры застал нава врасплох, что само по себе было ответом.
-- Нет, -- Ромига сделал над собой нешуточное усилие, чтобы пояснить, уже строя портал. -- Я иду в круг. Ближайший!
Нужное место -- совсем недалеко, и яснее маяка... Тёмная воронка портала. Чёрный, покосившийся, будто обглоданный сверху, менгир. Он до ужаса похож на давешний жёлтый, и тяга почти так же сильна, но Ромига понимает, что в принципе, способен остановиться. Только это значило бы, с большой вероятностью, скоро умереть вместе с изрядным куском чужого мира. Нет уж, лучше он постарается вместе выжить. Руки легко толкают Камень, словно бы отворяя ворота. Ромига шагает в круг, дальше -- только вперёд. Он идёт долго и почему-то в гору, дневное небо над головой стремительно темнеет, расцветает звёздами... Середина круга! Тридцать семь камней и три зияющие прорехи не ждут имён и приветствия, они торопят: "Прими силу, скорее!" Нав садится в позу медитации, закрывает глаза и зовёт родную стихию. Она здесь, она с ним всегда и везде, даже если поначалу казалось, будто в чужом мире Тьма говорит на неведомом языке. Он выпрямляется в полный рост и даёт волю рвущейся из горла песни. Он открывает путь силе, не зная, уцелеет ли в этот раз, но кажется, сами Камни берегут его, сдерживая поток.
Вот и всё, дело сделано. Можно идти прочь, но Ромига стоит и смотрит на свои почерневшие ладони. Тьма, которая всегда с собой, уже прячется, уходит под кожу. Он оглядывается по сторонам -- видит сорок камней и ни одной щербины в круге. Делает всего несколько шагов до выхода под яркое дневное небо. С любопытством оборачивается: нет, снаружи древний менгир не изменил своего вида, только под рукой -- тёплый. Ромига тихо благодарит Камень и, кажется, знает, куда придёт в следующий раз.